Барбара Тверски - Ум в движении [Как действие формирует мысль] [litres]

В комиксах и карикатурах используется больше средств выразительности – каламбуров, метафор, сравнений, синекдох, аллитераций, – чем у древних греков было названий для них. Уинзор Маккей применял их совершенно потрясающим образом – например, превращая Манхэттен в «бегущую дорожку», на которую ступает добропорядочный бизнесмен. В примере на рис. 8.20 Маленький Немо засыпает и попадает в сон, словно его доставила туда кровать. Когда сон резко обрывается в конце комикса, кровать сбрасывает Немо обратно в постель. Обратите внимание на перекликающиеся многократные повторы, заставляющие вспомнить музыку Стивена Райха и Филипа Гласса. Произведения другого замечательного мастера визуального искусства – Мориса Сендака – действительно имеют сходство с этой работой: Сендак преклонялся перед Маккеем и многое заимствовал у него в порядке демонстрации уважения.

А еще существуют, назовем их так, комиксы-самоописания, или визуальные аллитерации. Взгляните на маккеевскую работу «Чих малыша Сэмми» (рис. 8.21). Когда Сэмми, наконец, чихает, ячейка вокруг него ломается – к его замешательству.

Демонстрируя безрассудную – сломя голову – погоню, рамки в «Сумасшедшем коте» несутся по диагонали под гору в примере на рис. 8.22.

Комиксы могут воплощать, олицетворять, оживлять. Ларри Гоник изобретательно использует это в своей серии книг Cartoon Guides – научно-популярных изложениях различных дисциплин, например генетики, истории, алгебры и химии. Мендель объясняет вам основы генетики. Стручки гороха выстраиваются в схемы, которые становятся все более абстрактными. Холмы превращаются в наклонные линии графиков, затем в палочки, которые можно переложить по-другому, объясняя наклон. Рыба гордо выползает на берег, похваляясь: «Я буду первой на суше», – но другая рыба, следующая за ней «по пятам», замечает: «Хм-м, похоже, насекомые уже здесь». Химические элементы отращивают головы и конечности; они разговаривают друг с другом, поясняя и изображая «в лицах», как связываются в молекулы. Слабые молекулы худосочны, сильные мускулисты. Функция – это устройство ввода-вывода, изображенное в виде цыпленка, который ест и выделяет экскременты. Запоминающиеся изображения и выразительные слова спаиваются воедино, создавая резкий контраст с обычным учебником.

Визуальные средства умеют передавать одновременно много смыслов без натуги, в отличие от игры слов. На странице комикса о суперженщине героиня изображена слева разговаривающей по старомодному телефону с витым проводом. Провод оборачивается вокруг трех меньших дополнительных ячеек справа, в каждой из которых представлен один из ее собеседников. Провод является как действительно телефонным проводом, так и обрамлением ячеек, включающих каждого из заговорщиков, а в целом – способом показать, что она вовлекла их в заговор. В комиксе «Энергичная наука: рассказы об ученых» Джима Оттавиани (Jim Ottaviani. Two-Fisted Science: Stories About Scientists ) Галилей изображен в своем кабинете, позади него круг, разделенный на четверти. Три из них – это части небесных тел, обнаруженных Галилеем с помощью своего телескопа, четвертая, справа внизу, – часть круглого окна, в которое он на них смотрел, телескоп неподалеку. Как мы видим, круги и другие формы содержат множество смыслов. В «Поломках» Шпигельмана (Art Spiegelman. Breakdowns ) каждая глава начинается с круга – его глаза, бейсбольного мяча. Круг потрясающим образом играет тройную роль в обложке номера The New Yorker Боба Стаака за 17 ноября 2008 г., вышедшего после волнующей первой победы Обамы на выборах. Обложка вся черная, за исключением яркой круглой Луны – являющейся также буквой «О» в слове Yorker и подразумевающей первую букву в фамилии Обамы, – льющей свет на мемориал Линкольна. В водоеме перед мемориалом отражаются размытые тени колонн.

Комиксы постоянно нарушают правила. В принципе принято помещать историю в ячейки, пересекающие страницу в хронологическом порядке. Однако вы можете ломать рамки и играть со временем. В истории Фейнмана, нарисованной Оттавиани, в левой ячейке изображена его подружка из Колумбийского университета, танцующая с мужчиной, в правой – Фейнман в МТИ, который развлекает женщин, стоящих кружком (ну вы поняли). Между ними находится ячейка с картой Восточного побережья. Рука Фейнмана протягивается из его ячейки через карту, передавая письмо танцующей девушке. Мэтт Физелл использует аналогичный визуальный прием, разрушая одну рамку и проникая в другую, чтобы попасть в будущее время, оставаясь в прошлом. Захотев перекусить, но не найдя у себя денег, он забрасывает удочку из ячейки, в которой сейчас находится, в следующую, чтобы наловить немного наличности и заплатить за ужин, – к раздражению собственного будущего «я».

Таким образом, если вы хотите покинуть историю, достаточно выйти из ячеек. В восхитительных «Трех поросятах» Дэвида Уиснера первый поросенок именно это и делает, когда волк съедает его. Из безопасного места в брюхе он всовывает голову обратно в рамку, чтобы посоветовать второму поросенку выйти и присоединиться к нему. Третий поросенок выходит тоже, и вместе они швыряют ячейки, излагающие историю, на землю и топчут их в знак протеста. Дети понимают, что история существует в ячейках и что выйти из ячейки означает покинуть историю. Тогда вы оказываетесь в другой истории – в истории об истории.

Всеми любимая крохотная книжечка Крокетта Джонсона «Гарольд и фиолетовый мелок» [72] Джонсон Крокетт. Гарольд и фиолетовый мелок. – М.: Розовый жираф, 2012. – Прим. ред. (Crockett. Harold and the Purple Crayon ) – возможно, самый очаровательный пример. Гарольд, прелестный малыш, с которым может себя ассоциировать любой ребенок и почти любой взрослый, пускается в приключения с фиолетовым мелком в руке, рисуя мир, по которому путешествует. Проголодавшись, он изображает яблоню, но хочет идти дальше, поэтому рисует дракона, чтобы тот сторожил яблоки. Дракон пугает малыша. Его рука, держащая карандаш, дрожит и случайно рисует волны. Гарольд оказывается в воде, но спасается, нарисовав лодку. И так далее, пока не окажется в безопасности в постели – после того, как его проводила домой Луна, нарисованная им самим. Возможно, все это ему приснилось.

Блестящий южноафриканский художник Уильям Кентридж понимает комикс утонченно, как актер, в его произведениях тела и мысли двигаются в пространстве, создавая рассказы. Он изобрел новый вид искусства. Вы можете найти его видео на YouTube, а также в музеях и оперных театрах по всему миру. Он рисует сцену углем, фотографирует рисунок, меняет и делает следующее фото; эти фото постепенно составляются в анимацию. В ней есть персонажи – жирный промышленник с сигарой, его красивая жена, привлекательный художник; разыгрывается любовная интрига. Есть миграции животных и перемещения людей – толпы цветных переселенцев. Есть места – комнаты и офисы, улицы городов, пляжи и саванны. Одни вещи превращаются в другие точно так же, как мысли: мигрирующие животные становятся водным потоком, тела – ландшафтами, пустая бесприютная комната – сценой скорби под открытым небом. Мысли художника летят на газетах по ветру к его возлюбленной. Птицы воскресают из мертвых. Истории говорят во весь голос – внутренний голос, без единого слова.