Ильва Эстбю - Это мой конёк. Наука запоминания и забывания

Но Сьюзан Маккиннон не знает, каково это. Она с готовностью поверила, что у нее все как у всех — есть муж и работа. Так ведь и должно быть? Она рассказывает о том, как впервые отвечала на вопросы психолога и очень удивилась, когда ее спросили о детских воспоминаниях. Она не верила в то, что кто-то вообще помнит свое детство, и полагала, что все, как она, выдумывали события прошлого, просто чтобы было о чем поговорить. Прочитав об Энделе Тульвинге, она поняла, что, возможно, у нее не такая память, как у всех [37] Сьюзи Маккиннон рассказывает, как поняла, что ее память устроена по-другому: http://www.huffingtonpost.ca/2015/04/28/living-with-sdam-woman-has-no-episodicmemory-can-t-relive-events-of-past_n_7161776.html . .

Ученые годами наблюдали за людьми без эпизодических воспоминаний, но все они были жертвами травм и повреждений, ухудшивших их качество жизни. В своей работе Тульвинг предсказал, что существуют люди, подобные Сьюзан, — да, он предположил, что в мире немало людей без эпизодических воспоминаний, людей, на которых не обращают внимание просто потому, что без эпизодической памяти вполне реально жить полноценной жизнью, быть личностью, иметь работу и семью. Психолог, профессор Брайан Левайн, изучавший Сьюзан и других людей с подобным заболеванием, подтвердил, что оно встречается гораздо чаще, чем было принято считать. Благодаря размещенному в интернете опросу он получил более 2000 откликов от обычных жителей Канады [38] Научное описание ее состояния: Palombo, D.J., Alain, C., Söderlund, H., Khuu, W. & Levine, B. (2015). Severely deficient autobiographical memory (SDAM) in healthy adults: A new mnemonic syndrome . Neuropsychologia, 72 , 105–118. .

«Многие рассказывают о серьезных проблемах с автобиографической памятью, поэтому я предполагаю, что это заболевание все же не столь редкое».

«Разве не помнить свое детство — это нормально? — спросил нас писатель и музыкант Арне Шрёдер Квальвик, когда узнал, что мы пишем книгу о памяти. — Значит, так бывает?»

Первая книга Арне «Мой кузен Ула и я» (норв. Min fetter Ola og meg) — в жанре документальной прозы — удостоилась номинации на премию Браги, а будучи участником группы 120 Days, стал обладателем премии Spellemann — ее присуждают норвежским музыкантам. Он уважаемый музыкант, писатель и любящий отец. Но кое-чем он все же отличается от обычных людей. Как и Сьюзан, он совсем не помнит свое детство.

«Со временем я понял, что я не такой, как все, ведь окружающие часто рассказывали о том, что с ними было в детстве. А я ничего не помню», — делится он.

Он прекрасно понимает, кто и кем ему приходится, в какую школу он ходил, что делал в свободное время. Но воспоминаний у него нет. Он способен рассказать, где именно располагался класс в его школе, — только и всего. На указании места все заканчивается. Он не способен воскресить в памяти запахи, свои слова — не всплывают ни веселые, ни грустные воспоминания. Он знает, что вместе с группой выступал перед всей школой, но не способен вновь погрузиться в то ощущение — каково это, когда ты молод и стоишь, нервничая, на сцене, а из зала на тебя смотрят учителя и одноклассники.

«Я-то боялся, что это вытеснение, что пережил какую-то травму. Вовсе нет! Чем дальше событие отодвигается по времени, тем слабее я его помню. Я помню то, что было десять лет назад, но лишь несколько эпизодов — я тогда еще был гастролировавшим музыкантом и объездил весь мир. У нас ведь были концерты даже в Японии и США».

Отсутствия уникальных мгновений, которые, по идее, запечатлеваются в памяти, Арне не чувствует. Он не мучается из-за того, что так мало помнит. А если оценивать человека по его достижениям, то Арве забрался на самую вершину: счастливый отец двух детей, сделавший блестящую карьеру. Но его воспоминания блекнут, исчезают и растворяются в тумане. Родители рассказывали, что, когда он был подростком, они отдыхали в Португалии, но в голове у Арне не возникают образы этой поездки, с кем они снимали напополам дом, в памяти не всплывают солнечный свет, океан, бакаляу {1} 1 Сушеная, сильно соленая треска. Традиционный продукт португальской кухни. — Прим. ред. или старые, покосившиеся кирпичные дома. Он помнит только белые брюки.

«Например, я не помню свой первый поцелуй, и не потому, что был пьян. Со школьной поры я помню одно событие: теракт 11 сентября 2001 г., мне тогда было 17, — говорит он. — Но я лишь помню, где был, когда увидел репортаж по телевизору, — и все».

Он не помнит, как познакомился со своей девушкой, о чем они разговаривали на первом этапе отношений — трепетном, романтическом, — но знает, что любит ее. И этого достаточно.

«У меня мало воспоминаний, но я не считаю это проблемой и не мучаюсь».

Мы не знаем, почему Арне такой. Не знаем, относится ли он к той же группе пациентов, что и Сьюзан Маккиннон. Но, возможно, некорректно называть это состояние диагнозом и оно лишь отражает диапазон человеческих воспоминаний. У одних людей воспоминания визуальны, у других — нет. Противоположностью тяжелого дефицита автобиографической памяти Левайн и его коллеги считают гипертимезию , то есть исключительную автобиографическую память. Люди с подобными способностями помнят, что и в какой день произошло, даже спустя много лет, и яркие эмоции, связанные с впечатлениями из прошлого, не бледнеют [39] Противоположный случай, то есть очень хорошая автобиографическая память, описан здесь: LePort, A.K.R., Mattfeld, A.T., Dickinson-Anson, H., Fallon., J.H., Stark, C.E.L., Kruggel., F., Cahill, L. & McGaugh, J.L. (2012). Behavioral and neuroanatomical investigation of Highly Superior Autobiographical Memory (HSAM). Neurobiology of Learning and Memory, 98 , 78–92. .

Писателю и блогеру Иде Джексон, в отличие от Арне, воспоминания важны . Она хочет помнить все, и большая часть произошедших событий всплывает у нее в памяти в виде живых картин — иногда даже слишком живых.

«Что-то я прорабатывала с психологом и в своем дневнике, а еще описывала в блоге, поскольку воспоминание было столь ярким и неприятным, что мне даже становилось физически плохо, когда я о нем думала. Я хотела лишить воспоминание сил, зафиксировав в виде текста, просто-напросто „убавить звук“. Таким образом я изменила воспоминание: то, что вижу и слышу у себя внутри, превратилось в рассказ», — говорит она.

Помимо всего прочего, она писала о том, как над ней издевались в школе. Бесплатный журнал Erlik Oslo выложил ее пост на своей странице гораздо позже его первой публикации в интернете. Через шесть лет Ида Джексон наблюдала за тем, как ее собственный текст, словно эпидемия, распространялся по социальным сетям.

«Поделятся ли люди текстом в интернете? Это зависит не от важности инфоповода, а от силы эмоций. А тот пост был наполнен болью. Я предъявила всем свой стыд, поделилась им с читателями. Проблема в том, что моим воспоминанием руководил рассказ о „достойной жертве“, а я ей не была. От меня плохо пахло, я ковырялась в носу, а затем ела козявки перед одноклассниками. А для рассказа эти факты не годятся. Меня сильно травили. Хоть вид у меня был жалкий, я этого не заслужила! Во власти взрослых было все это прекратить. Нужно прояснить следующее: когда мы превращаем свои воспоминания в истории, мы хватаемся за самые стереотипные из существующих шаблонов. Когда я увидела, как мой текст порхает по соцсетям, мне пришлось поправить саму себя и написать более правдивую версию».