Люкс Альптраум - Притворство [Почему женщины лгут о сексе и какая правда за этим скрывается] [litres]

Впервые об Эмме Сулкович [98] Эмма Сулкович обвинила своего однокурсника в изнасиловании. По мнению студентки, полиция и администрация университета отнеслись к происшествию несерьезно. После этого она решила рассказать широкой аудитории о своем опыте и стала повсюду носить с собой матрас, объявив, что так выражает «матрасный протест». – Прим. ред . я услышала осенью 2014 года. В то время как раз стартовал ее необычный арт-проект в Колумбийском университете на факультете искусств [99] Сулкович, говоря о себе, старается не использовать грамматические конструкции женского рода, чтобы избегать бинарных гендерных стереотипов. – Прим. автора . Люкс Альптраум пишет об Эмме Сулкович, используя гендерно нейтральные местоимения множественного числа, однако для сохранения ясности текста в русском переводе в отношении Эммы все же использовались местоимения женского рода. – Прим. ред . . Эмма сочла, что в учебном заведении и в полиции Нью-Йорка, куда она заявила об изнасиловании, не расследовали дело должным образом. Девушка решила искать утешения в искусстве. Так было положено начало акции «Матрас» (или «Тяжкий груз»). Идея была проста: Сулкович постоянно думала о полученной ею травме и никак не могла успокоиться. Организованный ею длительный перформанс позволял преобразовать моральные тяготы в физические. Она везде носила с собой по кампусу двадцатипятикилограммовый матрас – такой же, как тот, на котором произошло надругательство. И обещала ходить с ним до конца обучения в Колумбийском университете или до тех пор, пока насильника не выгонят из его стен.

= Арт-проект Эммы стал знаковым событием, вокруг которого развернулось общенациональное обсуждение проблемы насилия

Эмма, конечно, предполагала, что ее выходка привлечет внимание других студентов, но она и представить себе не могла, что ее история так заинтересует прессу. В конце сентября 2014 года о проекте рассказали New York Times, New York Magazine, Elle, Artnet, MSNBC. Даже Хиллари Клинтон упомянула о нем в своей речи на конференции, организованной Национальным комитетом Демократической партии и посвященной женскому лидерству. New York Post, New York Daily News, Jezebel, Mic, New Yorker, Breitbart, National Review – все эти издания опубликовали статьи о Сулкович. По сути, СМИ превратили Эмму в символическую фигуру, вокруг которой развернулась общенациональная дискуссия о проблеме насилия. Девушку оценивали очень по-разному: одни считали ее отважной героиней, которая готова терпеть боль и стать мишенью для сплетен и пересудов, чтобы привлечь внимание к важному для общества вопросу. Другие полагали, что она просто самовлюбленная особа, ловко паразитирующая на той беде, с которой сталкиваются «реальные» жертвы домогательств и принуждения. New York Magazine назвал ее проект «радикальной уязвимостью» (119), National Review именовал Сулкович «девой-плакальщицей», демонстрирующей «интеллектуальный снобизм и эгоизм» левых феминисток (120).

Когда я впервые обратилась к Эмме за комментарием, то думала, что услышу стандартные аргументы, повторяемые многими из тех, кто пережил изнасилование: «Женщинам надо верить. Нужно доверять их свидетельствам. Слишком тяжело выходить со своей личной драмой к широкой аудитории, поэтому никто не станет этого делать, только чтобы потешить себя. Всякий, кто готов к новым травмам, связанным с пристальным публичным вниманием (а Сулкович пришлось через такое пройти), говорит правду и действительно пострадал».

Однако наш разговор сложился не совсем так.

«Есть такой тип феминизма, который стремится перевернуть всю структуру власти», – говорила мне Эмма за обедом в кафе на Юнион-Сквер. По ее наблюдениям, это можно назвать феминизмом «расширения прав».

= Можно открыться миру, продемонстрировать ему максимальную уязвимость и в этой слабости обрести силу

У «мейнстримовых» борцов за женскую свободу имеется определенная стратегия: они пишут статьи и воззвания, выступают в университетах с лекциями и приводят свои аргументы, а также научные данные, которые должны подтолкнуть общество к искоренению патриархата. Также они инициируют масштабные кампании в социальных медиа, где женщины могут рассказать свои истории. Таким образом, набирается критическая масса свидетельств, которые невозможно игнорировать или списать на то, что какие-то отдельные дамы придумывают небылицы, чтобы отомстить мужчинам. Сулкович поддерживает такую стратегию и иногда реализует ее в своих проектах. Но ее также привлекает иной вид феминизма, менее распространенный, но при этом открывающий большие возможности. «Суть его в том, чтобы открыться, показать себя максимально уязвимой и через слабость обрести силу», – поясняет акционистка. Подобная тактика многим может показаться саморазрушительной и самоуничижительной, но для развития внутреннего мира автора идеи этот метод иногда оказывается очень плодотворным. Именно такой способ действия Эмма избрала для себя в последние годы, уже после «матрасного протеста». «Разве цель моего арт-проекта состояла в том, чтобы заставить окружающих верить женщинам? – рассуждает она, сидя напротив меня в кафе. – Мне кажется, своей акцией я как раз всем показала, насколько невероятно то, что со мной произошло. Я никогда и никому ничего не пыталась доказать».

Перформанс «Матрас» («Тяжкий груз») спровоцировал дискуссию о том, чему можно и чему нельзя доверять. Обсуждение этого вопроса должно было стать максимально широким, чтобы выявить очевидную ложь многочисленных самопровозглашенных экспертов, не верящих, что жертвы насилия действительно страдают. Выйдя со своей болью к людям и постоянно «тыкая всем в глаза» травмой, девушка стала объектом открытых злобных нападок со стороны тех, кто ставил под сомнение достоверность рассказа о совершенном против нее преступлении.

Комментаторы в Сети без конца обсуждали, какие выгоды приносит Сулкович статус жертвы, а журналисты находили нестыковки в ее описании событий. Появились даже оппозиционные арт-выходки – постеры с фотографией Эммы и подписью «Милая маленькая лгунья» (121). Ими был увешан весь кампус Колумбийского университета через несколько часов после того, как она получила диплом. Критики заявляли, что изнасилования быть не могло, потому что девушка изначально дала согласие на секс и, кроме того, у нее не обнаружили ни синяков, ни других следов борьбы.

Изнасилования не было, потому что она продолжала переписку с предполагаемым насильником в относительно дружественном тоне. Всем кажется, что жертва сексуального надругательства никогда не станет делать подобного. Короче говоря, Сулкович никто не насиловал, так как ей не удалось представить достаточных доказательств, чтобы опровергнуть укоренившиеся в «коллективном разуме» шаблоны о том, как пострадавшая должна одеваться, выглядеть, вести себя.