Райан Холидей - Сила спокойствия

Нам нужно лучше и сознательнее обдумывать важные вопросы. Сложные вещи. Понимать, что на самом деле происходит с человеком, или в какой-то ситуации, или в целом в жизни. Мы должны прийти к такому типу мышления, который не используют девяносто девять процентов людей, и отказаться от разрушительного типа мышления, который свойственен девяноста девяти процентам людей.

Живший в XVIII веке японский монах и настоятель храма мастер дзен Хакуин очень критично относился к учителям, считавшим, что просветление будет результатом размышления ни о чем. Он хотел, чтобы ученики думали по-настоящему, всерьез. Вот почему ему приписывают парадоксальные истории-вопросы — озадачивающие коаны типа «Как звучит хлопок одной ладонью?», «Каким было первоначальное лицо до твоего рождения?» и «Обладает ли собака природой Будды?».

На эти вопросы нельзя дать простые ответы. Потратив время на глубокое погружение, в некоторых случаях недели и даже годы, ученики доводили свой разум до такого ясного состояния, что появлялись более глубокие истины и наступало просветление (и даже если они не достигали этого, становились сильнее из-за предпринятых попыток).

Хакуин обещал ученикам: «Неожиданно ваши зубы вонзаются в глубину. Ваше тело заливается холодным потом. В это мгновение все станет ясно». Слово для этого состояния — сатори , озаряющее просветление, когда открывается непостижимое, когда важная истина становится очевидной и неизбежной.

Разве мы не можем использовать немного больше?

Да, никто не доберется до сатори со скоростью миллион километров в минуту. Никто не добьется этого, сосредоточившись на очевидном или вцепившись в первую попавшуюся в мозгу мысль. Чтобы видеть то, что имеет значение, вам нужно смотреть по-настоящему. Чтобы понимать это, вам нужно по-настоящему думать. Требуется много усилий, чтобы уловить то, что невидимо практически всем другим. Это не только будет полезно для карьеры и бизнеса, но и поможет вам обрести мир и комфорт.

У Фреда Роджерса была еще одна замечательная идея, которая отлично срабатывает при серьезной трагедии. «Всегда ищите помощников, — объяснял он зрителям, испуганным или разочарованным новостями. — Всегда есть кто-то, кто попытается помочь. В мире полно врачей и медсестер, полицейских и пожарных, добровольцев, соседей и друзей, которые готовы вмешаться и помочь, когда что-то идет не так».

Не ошибитесь: это не было легкомысленным утверждением. Роджерс, опираясь на совет своей матери, сумел найти утешение и доброту в событиях, которые у других людей вызывают только боль, гнев и страх. Он придумал, как сообщить об этом так, чтобы мир становился лучше еще долгое время после его смерти.

Значительная часть ощущаемых нами бед коренится в инстинктивной реакции, а не в осознанном размышлении. Оттуда же проистекает многое из того, что мы делаем неверно. Мы реагируем на тени. Мы считаем достоверными впечатления, которые еще нужно проверить. Мы не останавливаемся, чтобы надеть очки и посмотреть по-настоящему.

Ваша работа после того, как вы очистили свой разум, — замедлиться и подумать. По-настоящему подумать, систематически.

• Подумайте о том, что для вас важно.

• Подумайте о том, что реально происходит.

• Подумайте о том, что может быть скрыто от взгляда.

• Подумайте о том, как выглядит остальная часть шахматной доски.

• Подумайте о том, в чем настоящий смысл жизни.

Твайла Тарп, американская танцовщица и хореограф, отмеченная премиями «Тони» и «Эмми», предлагает следующее упражнение.

Сядьте в одиночестве в комнате и позвольте своим мыслям бродить где вздумается. Делайте это одну минуту. Доведите это бездумное блуждание до десяти минут в день. Затем начинайте обращать внимание на свои мысли, чтобы увидеть, не материализуется ли какое-нибудь слово или цель. Если нет, продлите упражнение до одиннадцати минут, затем до двенадцати, затем до тринадцати — пока не установите промежуток времени, который нужен вам для того, чтобы на ум пришло что-нибудь интересное. Шотландская фраза для этого состояния — «спокойствие без одиночества».

Если вы вложите время и ментальную энергию, вы обнаружите не только что-нибудь интересное или придумаете следующий творческий проект — вы обнаружите истину. Вы найдете то, что упустили другие. Вы найдете решения проблем, с которыми мы сталкиваемся, будь то понимание логики Советов при размещении ракет на Кубе, продвижение вашего бизнеса или наличие смысла в бессмысленном насилии.

Это те ответы, которые приходится выуживать из глубин. Но что есть рыбалка, если не замедление? Не одновременное ли расслабление и подлаживание к среде? И в конечном счете не поимка ли и удержание того, что таится под поверхностью?

Анне Франк, юной беженке из Германии, на тринадцатый день рождения родители подарили маленький красно-белый альбом для автографов. Его страницы были предназначены для сбора подписей и заметок друзей, но девочка, едва увидев записную книжку в витрине магазина, поняла: она будет вести дневник. Как указала Анна в первой записи, сделанной 12 июня 1942 года, «я надеюсь, что смогу доверить тебе все так, как не доверяла никому, а ты станешь источником помощи и поддержки».

Никто не мог предвидеть, насколько ей понадобится помощь и поддержка. Через двадцать четыре дня после первой записи еврейской семье Анны пришлось укрыться на тесном чердаке над складом ее отца в Амстердаме. Здесь они провели следующие два года. Была надежда, что нацисты не обнаружат убежище, но в 1944 году всех их арестовали по доносу и отправили в концлагерь; все, кроме отца Анны, погибли.

Понятны причины, по которым Анне хотелось вести дневник. Она была подростком. Раньше ей было одиноко, страшно и скучно, а теперь она оказалась законопаченной в нескольких тесных комнатах с еще шестью людьми. Позже, в ноябре 1942 года, в убежище появился восьмой. Все это давило, было несправедливым и незнакомым. Ей требовалось как-то выразить свои чувства.

Как вспоминал отец девочки Отто, Анна писала не каждый день, но всегда, когда была расстроена или сталкивалась с какой-то проблемой. Она писала, когда была смущена или когда испытывала любопытство. Дневник был формой терапии, давал возможность не вываливать тревожные мысли на семью и соотечественников, с которыми она делила эти незавидные условия. Одна из ее лучших и наиболее глубоких строк, должно быть, появилась в особенно трудный день. «У бумаги, — написала она, — больше терпения, чем у людей».