Райан Холидей - Сила спокойствия

Порядок может основываться на религии. Конфуций перед едой всегда совершал жертвоприношение, каким бы незначительным ни был прием пищи. Греки консультировались с Дельфийским оракулом, прежде чем принять любое серьезное решение, и приносили жертвы перед сражениями. Еврейский писатель Ахад ха-Ам заметил: «Больше, чем еврейский народ хранил субботу, суббота хранила еврейский народ».

Если соблюдать распорядок долго, искренне и с чувством, он становится ритуалом. Регулярность, ежедневность создают глубину и содержательный опыт. Для кого-то уход за лошадью — тяжкая повинность. Для Симона Боливара это было священной, существенной частью дня. Когда тело занято чем-то знакомым, разум может расслабиться. Монотонность превращается в мышечную память. Отклонение кажется опасным, неправильным — как будто приглашение к неудаче.

Кто-то может насмехаться над «суеверным» поведением, но это неразумно. Как объяснял Рафаэль Надаль, «если бы это было суеверием, зачем бы я делал одно и то же хоть при победах, хоть при поражениях? Это способ подготовиться, привести среду в соответствие с тем порядком, что у меня в голове». В самом ли деле греки верили, что оракул может сказать им, что делать? Или смысл был в само́м процессе консультации, в путешествии к Парнасу?

Социологи обнаружили, что живущие на островах племена более склонны создавать ритуалы для тех видов деятельности, где определенную роль играет удача, а не там, где этот фактор практически отсутствует — например, рыбная ловля в открытом море по сравнению с рыбалкой в лагуне. Истина в том, что удача всегда нужна. Она всегда играет какую-то роль. Цель ритуала не привлечь богов на свою сторону (хотя это и не повредит!). Цель — успокоить наше тело и разум, когда фортуна притаилась по ту сторону сетки.

Большинство людей дни напролет вынуждены делать трудный выбор. Что надеть? Что съесть? Что сделать сначала? Что делать потом? Какую работу мне следует выбрать? Должен ли я браться за решение этой проблемы или нет?

Излишне говорить, насколько это утомительно. Это водоворот противоречивых импульсов, побуждений, наклонностей и внешних перебоев. Это не путь к спокойствию, и тут едва ли можно извлечь для себя максимум пользы.

Психолог Уильям Джеймс говорил о том, что привычки надо держать в союзниках, а не во врагах. Так мы сможем построить вокруг себя день и жизнь, которые моральны, упорядоченны и спокойны. Сделав это, можно создать бастион, защищающий от мирового хаоса, и высвободить лучшее в себе для работы, которую делаем.

Мы должны автоматически и привычно совершить как можно больше полезных действий и не допустить их превращения во что-то невыгодное для нас — словно бы мы защищаемся от чумы. Чем больше вещей в повседневной жизни мы можем передать под удобную опеку автоматизма, тем больше сил разума высвободится для нашей работы. Нет более жалкого человека, нежели тот, которому привычна только нерешительность и которому приходится осознанно рассматривать вопросы зажигания каждой сигары, выпивания каждой чашки, времени вставания и укладывания спать и начала любой работы.

Когда мы не только автоматизируем и упорядочиваем мелкие детали жизни, но и автоматически принимаем хорошие и правильные решения, мы высвобождаем ресурсы для важных и значимых трудов. Мы покупаем место для мира и спокойствия и тем самым приходим к доступности и неизбежности хороших мыслей и хорошей работы.

Для этого вам нужно прямо сейчас пойти и привести в порядок дом. Запланировать свой день. Ограничить помехи. Уменьшить количество ситуаций, в которых необходимо выбирать. Если вы сумеете это сделать, страсть и беспокойство причинят вам меньше неприятностей. Потому что сами окажутся в ограждении.

Для примера возьмите японских флористов. Действуют аккуратно. Спокойно. Сосредоточенно. Опрятно. Свежо. Продуманно. Вы никогда не застанете их за работой в шумной кофейне или с сонными глазами в три часа ночи, потому что они плохо спланировали день. Вы не увидите, что они хватаются за инструменты импульсивно, не застанете их за работой в нижнем белье с телефонной трубкой, зажатой плечом, — им не позвонит неожиданно старый друг. Это слишком случайно, слишком хаотично для настоящего мастера. Мастер контролирует. У мастера система. Мастер превращает обычное в сакральное.

Так должны делать и мы.

Эпиктет родился рабом, но получил свободу. Со временем у него появилась возможность наслаждаться атрибутами хорошей жизни — по крайней мере, в стоической ее версии. Знатные римляне и даже император приходили его слушать, у него было много учеников, ему хватало на жизнь. На свои трудом заработанные деньги он купил хороший железный светильник, который постоянно горел в домашнем святилище.

Однажды Эпиктет услышал шум у дверей. Он поспешил вниз и увидел, что светильник украден. Как и любой человек, привязанный к своему имуществу, философ был разочарован, удивлен и оскорблен.

Но затем Эпиктет вспомнил свои поучения. «Завтра, мой друг, — сказал он себе, — ты найдешь глиняную лампу; ибо человек может потерять только то, что имеет». Остаток жизни он пользовался дешевым глиняным светильником. После смерти философа ее приобрел себе один богач. Он заплатил гигантскую сумму в три тысячи драхм, проигнорировав презрение Эпиктета к материальным благам.

Одна из самых сильных метафор Сенеки — рабовладелец, принадлежащий своим рабам, есть богатый человек, имущество которого управляет хозяином. Проницательный Монтень как-то задался вопросом, не является ли он сам домашним питомцем своего кота? Местную версию этой проблемы мы найдем и на Востоке. Сюнь-цзы объяснял:

Благородный муж делает вещи своими слугами. Ничтожный человек становится слугой вещей.

Ментальная и духовная независимость малозначительны, если вещи, которыми мы владеем в своем физическом мире, овладевают нами.

Киники довели эту идею до крайности. Считается, что Диоген жил в огромном глиняном сосуде — пифосе (бочек в нашем понимании у древних греков не было) и бродил по городу почти голым. Когда философ увидел, что мальчик пьет воду из горсти, он разбил единственную чашку, осознав, что носит с собой лишнее.

Сегодня мы можем обозвать Диогена нищебродом, неудачником или сумасшедшим, и в каком-то смысле это будет верно. Но свидетели нескольких встреч философа с Александром Македонским, самым могущественным человеком того времени, считали, что Диоген выигрывает. Александр, как ни пытался, не мог ни соблазнить философа милостями, ни лишить его того, от чего Диоген уже добровольно отказался.