Бессел ван дер Колк - Тело помнит все [Какую роль психологическая травма играет в жизни человека и какие техники помогают ее преодолеть]

Вместе с тем эти препараты, подобно спиртному, ослабляют контроль, из-за чего человек чаще говорит обидные вещи близким. Большинство гражданских врачей неохотно назначают эти препараты, так как они нередко вызывают зависимость и могут помешать процессу осмысления травмы. У пациентов, которые прекращают их прием после продолжительного использования, как правило, наблюдается абстинентный синдром, из-за которого они становятся более возбужденными, что усиливает посттравматические симптомы.

Я иногда даю своим пациентам небольшие дозы бензодиазепинов для применения по необходимости – достаточно мало, чтобы они не могли принимать их ежедневно. Они сами выбирают, когда использовать свой драгоценный запас, и я прошу их вести записи о том, что случилось, когда они решили принять таблетку. Так у нас появляется возможность обсудить конкретные события, которые их спровоцировали.

Несколько исследований показали, что противосудорожные препараты и нормотимики (стабилизаторы настроения. – Прим. пер. ), такие как препараты лития или Вальпроат, могут обладать небольшим положительным эффектом, снижая перевозбуждение и панику (57). Самыми спорными препаратами являются так называемые нейролептики второго поколения, такие как Риспердал и Сероквель, самые продаваемые психиатрические препараты в США (14,6 миллиарда в 2008 году). Небольшие дозировки этих препаратов помогают успокоиться ветеранам боевых действий и женщинам с ПТСР, связанным с насилием в детстве (58). Использование этих медикаментов иногда оправдано: например, когда пациенты чувствуют, что полностью теряют контроль и не могут спать, а все остальные методы не дали нужного результата (59). Вместе с тем важно помнить, что эти препараты своим действием блокируют дофаминовую систему – систему вознаграждения мозга, – которая также является двигателем удовольствия и мотивации.

Нейролептики, такие как Риспердал, Абилифай и Сероквель, способны значительно заглушить эмоциональный мозг, тем самым сделав пациентов менее нервными или агрессивными, однако так же они могут помешать человеку улавливать малозаметные сигналы об удовольствии, опасности или удовлетворении. Кроме того, они способны привести к набору веса, увеличить риск развития диабета и сделать пациентов вялыми, что способствует еще большему усилению чувства отчужденности. Эти препараты повсеместно применяются для лечения переживших насилие детей, которым ошибочно было диагностировано биполярное расстройство или расстройство дисрегуляции. Более полумиллиона детей и подростков в США в настоящий момент принимают нейролептики, которые, может, и способны их успокоить, однако также мешают осваивать соответствующие возрасту навыки и устанавливать дружеские отношения с другими детьми (60). В ходе проведенного недавно в Колумбийском университете исследования было обнаружено, что детям в возрасте от двух до пяти лет с частной медицинской страховкой за период между 2000 и 2007 годами стали в два раза чаще назначать нейролептики (61). Лишь сорок процентов из них прошли надлежащее психиатрическое обследование.

До потери своего патента фармацевтическая компания «Johnson & Johnson» раздавала детальки «Лего» с напечатанным словом «Риспердал» для приемных детских психиатров. Детям из бедных семей нейролептики назначают в четыре раза чаще, чем тем, у кого есть частная медицинская страховка. Только за один год в рамках программы «Медикейд» в Техасе было потрачено 96 миллионов долларов на нейролептические препараты для подростков и детей – включая трех младенцев, которым эти препараты дали до первого дня рождения (62). Не было проведено ни одного исследования последствий приема психотропных препаратов для развивающегося мозга. Ни один из этих медикаментов, как правило, не помогает справиться с диссоциацией, самоповреждением, обрывочными воспоминаниями и амнезией.

Исследование Прозака, про которое я говорил во второй главе, первым показало, что пережившему травму гражданскому населению лекарства помогают лучше, чем ветеранам боевых действий (63). С тех пор многие другие исследования обнаружили аналогичные расхождения. С учетом этого немного тревожит тот факт, что Министерство обороны и Управление по делам ветеранов назначают в огромном количестве различные медикаменты солдатам и ветеранам боевых действий, зачастую не предоставляя другие формы лечения. В период с 2001 по 2011 год Управление по делам ветеранов потратило примерно полтора миллиарда долларов на Сероквель и Риспердал, в то время как Министерство обороны за тот же период потратило примерно девяносто миллионов долларов, и это несмотря на то, что опубликованное в 2001 году исследование показало, что эффективность Риспердала в лечении ПТСР не выше, чем у плацебо (64). Аналогично в период между 2001 и 2012 годами Управление по делам ветеранов потратило 72,1 миллиона долларов, а Министерство обороны – 44,1 миллиона долларов на бензодиазепины (65), лекарства, которые врачи, как правило, стараются на назначать гражданскому населению с ПТСР из-за высокой вероятности развития зависимости и отсутствия значительной эффективности в лечении симптомов ПТСР.

В первой главе этой книги я рассказал вам про пациента по имени Билл, с которым познакомился более тридцати лет назад в больнице для ветеранов. Билл на долгие годы стал одним из моих пациентов-учителей, и наши отношения отразили эволюцию используемых мной в лечении психологической травмы методов.

Билл служил военным врачом во Вьетнаме с 1967 по 1971 год и после возвращения пытался использовать полученные в армии навыки, устроившись на работу в ожоговое отделение местной больницы. Уход за пациентами изматывал его, он был несдержанным и нервным, однако при этом понятия не имел, что все эти проблемы как-либо связаны с опытом во Вьетнаме. В конце концов, диагноза ПТСР тогда еще не существовало, а ирландские ребята из рабочего класса в Бостоне не ходили к психотерапевтам. Его ночные кошмары и бессонница пошли на спад, когда он ушел из больницы и поступил в семинарию, чтобы стать пастором. Впервые он обратился за помощью лишь после рождения первенца в 1978 году.

Детский плач спровоцировал неумолимые яркие болезненные воспоминания, в которых он видел, слышал и чувствовал запах обгоревших и изуродованных детей во Вьетнаме. Он настолько потерял контроль, что некоторые из моих коллег в больнице для ветеранов хотели госпитализировать его для лечения, как они считали, психоза.

Тем не менее мы начали с ним проводить сеансы, и рядом со мной он стал чувствовать себя защищенным, в итоге рассказав про то, что видел во Вьетнаме. Со временем он научился справляться со своими чувствами, не поддаваясь им. Это помогло ему сосредоточиться на заботе о своей семье, а также закончить обучение на священника. Два года спустя он стал пастырем со своим собственным приходом, и мы решили, что лечение закончено.