Анна Кирьянова - Уютные люди. Истории, от которых на душе тепло

Однако именно близкие не давали устроить жизнь, скажу честно. Это интересно. Хотя Люба не верила сначала. А потом решила все же поговорить более детально с сыном и с мамой. Как они видят счастливую жизнь с мужчиной в семье?

Мама сказала, что очень нужен помощник в саду. Надо копать землю. Перестраивать дом. Строить баню новую. Колоть дрова. Удобно также ездить в сад на машине мужчины. Хорошо бы большая машина была бы. В нее можно грузить рассаду и саженцы. Или навоз. В квартире нужен ремонт. Надо менять полы, трубы, обои клеить. Нужны деньги ведь, так? И ремонт. И Антошу возить на секции на машине. А маму – по врачам. Она долго перечисляла детали счастливой жизни.

Антоша тоже добавил, что это все отлично. И можно поставить этому трудолюбивому зомби раскладушку в коридоре. Там есть место. В одной комнате Антоша, в другой – бабушка, в третьей мама и тоже Антоша. Он там уроки делать привык. А этот гипотетический мамин муж может жить в коридоре. А кушать из мисочки на табуретке там же. Хотя лучше пусть уходит ночевать к себе домой. Он же не бродяга, наверное. Поиграет с Антошей, поучит приемам борьбы, подарит планшет, покушает и идет себе восвояси.

«Или он может жить в саду!» – это мама добавила. В коридоре он будет сильно мешать. В саду удобно. Он может все сторожить там и приводить в порядок.

Вот тогда Люба кое-что поняла. Близкие желали ей счастья. Но мужчина на таких условиях вряд ли бы согласился жить. Разве что с ментальной инвалидностью, извините. Или зомби.

Вот так планы близких людей могут сильно отличаться от наших. И видение картины нашего счастья может нас немного напугать.

А тем более – напугать тех, кого мы приглашаем в нашу жизнь. Люди как-то чувствуют, для чего их приглашают. И не очень-то стремятся воспользоваться приглашением…

Ситуацию удалось изменить к лучшему. К счастью. Но начинать пришлось с небольшой корректировки картины счастливой замужней жизни в сознании близких…

непростое. Можно потратить всю жизнь и все ресурсы на достижение достатка. Деньги и вещи копить; строить дом, экономить, близких в рабов превратить, а самому стать рабовладельцем жестоким. Это у одной девочки отчим такой был: хозяйственный и беспощадный. Трудолюбивый, да. И бережливый. Он зарабатывал деньги фермерским трудом, это непросто, конечно.

Девочку отдали в интернат, потому что она ленилась и много ела. Недисциплинированная была. Ей лет восемь было, а хлопот с ней слишком много. В общем, отдали. Стали зарабатывать деньги непосильным трудом.

Прошло тридцать лет. Девочка уж давно на ноги встала и жила своей жизнью. Все нормально; много пришлось пережить, но это позади. Незачем вспоминать.

Отчим разбогател все-таки. Дисциплина и бережливость; трудолюбие опять же. Огромный дом построил, мебелью обставил шикарной, хорошие машины купил, счет в банке. Много всего.

Но вы знаете, он заболел слабоумием. Альцгеймер у него. Он немного пожил среди роскоши, которую не замечал в силу своего состояния. А сейчас живет в приюте. В медучреждении. И не отличает кашу от черной икры. Никакой разницы нет для него. Он еще кое-что от икры не отличает. Но за ним присматривают. Он ничего не понимает. Абсолютно.

Проходят годы; иногда очень много лет. И тот, кто кого-то куда-то отдал, сам оказывается в таком месте. Только без надежды на будущее.

А богатство – да что в нем толку, если ты не можешь им пользоваться? Что толку в дисциплине, бережливости, практичности, если все может вот так завершиться?

Рокировка происходит. Люди меняются местами. А богатство уходит как песок сквозь пальцы. Не удержать. Как жизнь. Но иногда рассудок уходит первым.

Он так и уходит; непокоренным и отважным. И последняя его воля – защитить своих. И купить им «посудомоющую машину», – чтобы облегчить жизнь.

Это одна женщина рассказала о своем отце-военном. Он уже был очень пожилым человеком, когда врачи честно сказали ему диагноз. Операцию сделали, но бесполезно. И он потребовал правду – и узнал ее. Но не сказал близким ничего. Просто слабел с каждым днем.

Он попросил жену отдать его форму в чистку. И добрел до магазина – купил себе лучшие ботинки. Самые хорошие, какие мог позволить себе. Он объяснил, что скоро будет парад. И он готовится к параду.

А еще он купил на свои сбережения «посудомоющую машину», – так он ее называл. Потом чисто побрился, лег и ушел на парад. А на столе в конверте оставил листок бумаги – разборчиво написал телефоны военной части своей, своих однополчан и друзей. И телефон похоронной конторы, куда следовало обратиться – он там обо всем договорился.

И в конце записки добавил, что любил и любит. И уходит без страха. Он прожил хорошую жизнь и честно выполнил свой долг перед Родиной и семьей. И разъяснил, как пользоваться посудомоющей машиной. Отличная какая вещь все-таки! Облегчает работу по дому.

Вот такой жил на свете человек. Настоящий мужчина. Как мои дедушки. Их призывают на парад. И они уходят, повинуясь приказу.

А близкие очень горюют и плачут, потому что с таким мужчиной жизнь была счастливой. Хорошей. Правильной. Настоящей. Их не очень много, таких людей. Умеющих любить, защищать и уходить.

Но лучше пусть будут с нами. Как можно дольше.

Пишите свое. Не можете роман написать – стихотворение напишите. Или эссе. Или свяжите кофточку красивую. Или поиграйте с ребенком…

Даже если человек – гений, не переписывайте его романы. Пусть наймет стенографистку или диктофоном воспользуется. Если это ваш любимый человек, не переписывайте семь раз «Войну и мир».

Роман гениальный. И писатель гениальный. Так считается. Только потом к вам будут относиться как к мебели.

Софья Андреевна Толстая горько сказала: «Теперь я для него привычная мебель». Переписала семь раз роман от руки; близорукая, постоянно беременная… Вот возьмите в руки этот роман и попробуйте хотя бы страниц сто переписать. А она переписывала неразборчивую рукопись. Полностью. Семь раз.

Позовут вас в кино или на бал, а вы вздохнете и скажете: «Я не могу! Мне надо «Войну и мир» переписывать!»

Так проходит жизнь. В служении другому человеку, пусть даже гениальному. В переписке чужой рукописи, которую отлично могли бы переписать специально нанятые люди. За деньги.

А свои деньги граф потом решил оставить добрым людям. Очень великодушно. Если учесть, что его собственная семья состояла из 28 человек. Деньги он считал своими. Хотя это странно как-то.

В служении надо знать меру, вот что я думаю. Можно любить, уважать человека, восхищаться им, оказывать поддержку и помогать. Но переписывать его романы не надо. Надо писать свое. Надо успеть написать свое. Прожить свою жизнь. Остаться любимой. Не стать мебелью.