Дэниел Койл - Культурный код [Секреты чрезвычайно успешных групп и организаций] [litres]

Работа над книгой изменяет человека подобно путешествию. На протяжении всех этих четырех лет я замечал едва заметные аспекты взаимодействия между людьми, на которые раньше не обращал внимания. Я видел, как в некоторых местах – в соседней булочной, в школе, где учатся мои дети, на заправке – мелочи во взаимоотношениях используются для создания сплоченной культуры. Я восхищался лидерами, которые рассказывали о своих неудачах, чтобы вызвать собеседника на откровенность. Дома я иначе вел себя с детьми: меньше говорил и пытался сформировать чувство принадлежности. (Лучше всего для этого подходят карточные игры.) Конечно, я не получил внезапным и магическим образом рентгеновского зрения, скорее это было похоже на обучение какому-то виду спорта. Сначала ваши действия неуклюжи, но мастерство постепенно растет.

Больше всего эти навыки мне пригодились, когда я выступал в роли тренера. Это была не спортивная команда, а литературный кружок в средней Монтессори-школе Раффинг в Кливленде, штат Огайо, в которой учились две мои младшие дочери. Члены кружка участвовали в конкурсе под названием «Сила слова», организованном руководством штата. Ученики целый год готовились к соревнованию продолжительностью один день. Получив три ключевые фразы (например, «хранить тайну» или «спрятанное сокровище»), они должны были сочинить три рассказа, которые затем оценивало жюри. Это очень веселое и вдохновляющее событие, в котором литературное творчество дополняется адреналином состязательности.

Кроме того, в этом конкурсе школа Раффинг всегда выступала не слишком удачно. В предыдущее десятилетие (я был наставником в течение двух лет) ученики изредка проходили во второй тур, но на этом все и заканчивалось. Такой результат был вполне логичен – в конце концов, маленькая школа Раффинг, в которой всего 40 учеников, соревновалась с громадными школами со всего штата. Но я задумался, нельзя ли улучшить наш результат, и в 2014 г. в качестве эксперимента решил применить некоторые идеи из материала, собранного для этой книги.

В октябре на первое занятие кружка пришли девять учеников. Кэтрин, Карсон, Элли, Вейла, Кэролайн, Нацуми, Дэвид, Натан и Зои составляли пеструю группу с разным уровнем мастерства и мотивации. Вейла и Элли были уверенными в себе и опытными, а Карсон и Кэролайн – нерешительными, едва почувствовавшими у себя творческие способности. Я тоже пребывал в некотором замешательстве. В прошлом я придерживался традиционного (то есть авторитарного) подхода к подготовке команды: я много говорил, читал нечто вроде лекций, затем анализировал написанные учениками рассказы. На преподавательском жаргоне это называется «мудрец на сцене», и мне было комфортно в этой роли. Однако теперь все должно было измениться.

Первым делом я изменил обстановку, в которой проводились занятия. Раньше мы сидели достаточно далеко друг от друга за маленькими столиками. Теперь я сдвинул четыре стола так, чтобы получился один, достаточно большой для того, чтобы мы смогли усесться за ним вдесятером, локоть к локтю. Затем вместо лекции о литературном мастерстве я попросил учеников назвать свою любимую книгу. (Несколько раз упоминался «Гарри Поттер», а также «Голодные игры».)

Потом я спросил, чем же так хороши эти книги.

«Потому что он сирота, – сказала Элли. – Во многих хороших книгах есть сироты».

«Потому что там описана жестокая война, – предположил Натан. – Все эти люди умирают, это жестоко, и ты не хочешь, чтобы они умирали».

«Потому что они просто очень, очень хороши», – сказал Карсон.

«Но почему?» – спросил я.

Карсон сглотнул. Это был высокий худой паренек с темными глазами, не склонный к эмоциям. Он тщательно подбирал слова.

«Потому что ты за них переживаешь».

«Точно!» – я приветствовал его ответ ударом «кулак о кулак».

Потом я задал им следующий вопрос: «Что вам не нравится в литературе?»

Ответы не заставили себя ждать. Им не нравилось придумывать идеи. Иногда сюжет приходил сам собой, но в большинстве случаев они смотрели на чистый лист бумаги, не зная, о чем писать.

«Иногда я захожу в тупик, – выразила общее мнение Кэтрин. – Застреваю на полпути и больше не могу ничего придумать».

Тогда я сказал, что хочу с ними кое-чем поделиться. Я открыл свой рюкзак и театральным жестом извлек оттуда стопку бумаги – первые наброски к этой книге. Мои ученики быстро расхватали листы. Они знали, что я писатель, и рассчитывали увидеть образцы безупречной прозы.

Читая, они постепенно понимали, что текст далек от совершенства. Страницы были испещрены рукописными исправлениями, в них вычеркивались слова и целые строчки. Попадались даже страницы, перечеркнутые крест-накрест. Это было похоже не на работу признанного писателя, а скорее на школьное сочинение, получившее оценку «неудовлетворительно».

«Это ваше?» – спросил Натан.

«Да».

«И каждый раз столько исправлений?» – удивилась Вейла.

«Каждый раз», – подтвердил я.

Я рассказал им, что ничего из написанного мной не было совершенным, что я часто заходил в тупик и не мог придумать развитие сюжета. Я признался, что делаю много ошибок и что именно поиск и исправление этих ошибок улучшают текст.

Потом я задал им тему для упражнения. Через пятнадцать минут я попросил отложить ручки и объяснил простое правило: все имеют право прочесть свой рассказ вслух и все имеют право высказать мнение о чужой работе. Тем не менее кто-то не решался выставить свою работу на всеобщее обозрение, а кто-то не умел формулировать замечания. Но постепенно, неделя за неделей, мы учились. Кэролайн, которая поначалу отказывалась читать свои рассказы, научилась не стесняться и познакомила нас с фантастическими мирами, которые ей нравилось создавать. Нацуми, которая не решалась критиковать товарищей, научилась доброжелательному анализу чужих работ.

Для обсуждения мы приняли формат «достоинства / что можно улучшить»: сначала мы отмечали положительные качества рассказа, затем предлагали идеи, как его улучшить. Со временем обмен мнениями превратился в привычку. Группа стала похожа не на типичный школьный класс, а на дошкольников, вместе решающих задачу о спагетти и зефире: они работали вместе, справляясь с проблемами, словно единый мозг.

Тем временем я сосредоточился на поддержании взаимодействия. Когда кто-то сочинял хороший рассказ или высказывал особенно проницательное замечание, я не произносил ни слова, а приветствовал успех ударом «кулак о кулак». Подобно Дэнни Мейеру, я заполнил среду запоминающимися фразами, чтобы провести своих учеников через трудный процесс сочинения и правки. Одной из таких фраз была «сила проблемы», которая напоминала им, что в самых лучших историях действуют персонажи, сталкивающиеся с огромными проблемами, причем чем масштабнее проблема, тем лучше. (В конце концов, капитан Ахав гонялся не за мелкой рыбешкой.) Еще одна фраза – «используйте свою камеру» – напоминание о необходимости управлять своим взглядом. (Вы хотите, чтобы читатель проник в мысли персонажа или наблюдал за ним со стороны?) Я раз за разом повторял: «В каждой истории должны присутствовать голос, препятствия и желание. Чем больше проблема, тем лучше история. Вы, ребята, – спортсмены в области творчества, вы должны помочь друг другу стать лучше».