Джеймс Карс - Конечные и бесконечные игры

Основную сложность для бесконечных игроков составляет не тот факт, что приверженность конечных игроков к войне выражается в убийстве людей. Наоборот, участники конечных игр истинно сожалеют, что приходится уничтожать себе подобных, и стараются делать это как можно меньше. Проблема заключается в том, что такая война скрывает в себе противоречие всей конечной игры. Победа в войне может стать такой же разрушительной, как и проигрыш, так как границы теряют свою определенность, в решающей схватке государство теряет свою идентичность. Примерно как было в случае Александра: он был расстроен, узнав, что у него больше не осталось врагов, – конечные игроки сожалеют о своих победах, если срочно не находят себе новой опасности. В стратегии конечного игрока война, нацеленная на конец всех войн, только разжигает мировую войну.

Стратегия бесконечного игрока горизонтальна. Он не пытается найти для себя мнимых врагов, применяя силу и жестокость, – всего лишь выражая мнение и создавая «поэзию». Он приглашает вступить на какой-то путь. Он не хочет сойтись в схватке, наоборот, в попытках вернуть государство и его границы в игру, его инструментами являются смех, проницательность и неожиданность.

Любые границы могут быть сломаны, если мы принимаем, что это только наше представление, а не реальные ограничения, которые можно увидеть.

Платон предполагал, что некоторых «поэтов» могут изгнать из Республики, потому что они обладают достаточной властью, чтобы противостоять стражам общества. Поэты могут сделать так, что войну будет невозможно начать – если только они не будут воздействовать на общество историями, согласующимися с «общим направлением», по которому следует государство. «Поэты», не учитывающие метафизику и политические принципы, могут избегать войн, потому что способны показать тем самым стражам, что все, что кажется необходимым, может быть только вероятным.

По Платону, «поэты» опасны: они так хорошо умеют копировать, что их крайне сложно раскрыть, – что истинно, а что придумано. Реальность нельзя изобрести, но ее можно открыть посредством разума, и согласно Платону, все поэты призваны служить только разуму. Роль поэтов должна состоять в том, что они окружают жителей Республики искусством, причем таким, которое «с раннего детства приучит их к любви, к сближению и гармонии с красотой разума». Использование в трудах Платона слова «врасплох» свидетельствует о желании Платона оставить завесу метафизики неизменной. Те, кого ведут к разуму, не должны знать об этом. Их нужно привести к нему, не давая возможность выбора. Платон просит своих «поэтов» не созидать, а вводить в заблуждение.

Истинные «поэты» могут вести человека так, что он не будет подозревать, что ведом. «Поэты» – это собирательное название для всех тех, кто создает. Они не стараются передать свое искусство в общество, чтобы сделать его реальным, они изображают реальность таким образом, чтобы людям казалось, что это искусство.

Платон тоже был художником, он был «поэтом». Он создал Республику, теорию форм и идею Добра. Однако, бесконечный игрок, рациональный метафизик, он выступал и как конечный игрок, великий Мастер Игры философии, поэт, при этом полностью осознававший, что все это акт игры: он приглашал последователей не воспроизводить истину, а применять его изобретения в своей собственной «пьесе», изменяя ее и тем самым устанавливая преемственность своего искусства.

Можно найти метафизиков в раздумьях, однако нельзя найти метафизиков в их мыслях. Когда мы разделяем метафизику и метафизиков, мы получаем абстракцию, мертвую тень от чьего-либо когда-то живого действия. Это не то, что человек говорит, а то, что он уже сказал.

И когда идеи метафизики начинают наиболее успешным образом воздействовать на человека, они оставляют внимающего им в трепетном молчании.

Метафизика говорит о реальном, но она абстрактна. Творчество – это переработка реальности («поэзия»), но оно конкретно. Продукт творца («поэма») отделен он творца («поэта») – и произведение становится метафизичным. А раз оно становится таковым, голос творца больше в нем не отзывается, «поэма» становится объектом изучения, смотрят именно не на процесс ее создания, а на нее как на предмет труда. Однако этот объект нельзя изучить, можно только рассмотреть действие по его созданию. Разделение «поэмы» и «поэзии» – это принцип театральности.

«Поэты» не умеют убивать, они умирают сами. Метафизика не может умереть, она убивает.

Я сам себе творец, «поэт», сочиняющий предложения, которыми я говорю, и производя действия, которые совершаю. Это я, не мой разум, кто думает. Это я, не моя воля, кто действует. Это я, не моя нервная система, кто чувствует.

Когда я говорю как творец, я произношу слова впервые. Повторение сказанного похоже на то, как будто говорит кто-то другой в другое время и в другом месте, не я, даже если слова повторяю я сам. Быть автором речи значит произносить подлинные слова, в первый и последний раз.

Когда я перестаю быть творцом и разговариваю с вами как другой человек, я также не являюсь вами и нахожусь там, где вас нет. Я обращаюсь к вам как к зрителям и не ожидаю, что вы будете отвечать мне как творцы.

Гамлет не читал, когда говорил, что читает слова, также и мы не действуем, когда выполняем действие, и не думаем, когда производим мысли. Собака, которую учат пожимать руки, не пожимает руку. Робот может произнести слова, но не может сказать их вам.

Так как ваш собственный творец драматичен, он парадоксален по всем принципам бесконечной игры: вы можете иметь то, что имеете, только если продемонстрируете это остальным. Ваши губы могут производить звук слов, которые вы произносите, но, если вы не оставите их полностью для собеседника, они никогда не станут словами, а значит, вы ничего не говорите. Слова погибают со звуком. Разговаривая со мной, ваши слова становятся моими и меняются так, как я хочу. Как творец ваших слов, вы теряете авторство на них. То же самое происходит с мыслями. Вы считаете мысли своими, но вы не придумываете сами мысли, только их содержание. Вы не можете осмысливать больше мыслей, чем делать действий. Если вы не говорите слова и они погибают в своем звучании, вы похожим образом не думаете о том, что остается продуктом мысли или может быть переведено обратно в мысль. В процессе мышления вы делитесь своими мыслями, пытаясь привести их в ту форму, в которой они были образами в вашей голове.

Парадоксы творца напрямую приводят нас непосредственно к динамике открытой взаимности, потому что если вы являетесь творцом того, что вы мне говорите, я – творец того, что я слышу в том, что вы говорите. То, что вы подлинно говорите, я могу слышать только подлинно.