Эндрю Штульман - Сбитые с толку

И хотя дети всех возрастов могут решить задачу, если изменение поверхностное, с более тонкими случаями они начинают справляться только с девяти лет — позже, чем в случае стандартных задач на сохранение материи. Сохранение видов явно дается сложнее, чем сохранение массы. «Градиент» способностей был обнаружен не только у детей, но и у взрослых с болезнью Альцгеймера [266]. Когда из-за деменции больные начинают терять концептуальные знания, они утрачивают понимание сохранения видовой принадлежности раньше, чем понимание сохранения материи. То есть они сначала соглашаются, что бритье, окрашивание и хирургические изменения енота перемещают его в другой вид, и только после этого — что переливание воды из низкого широкого цилиндра в высокий и тонкий меняет ее объем. Идеи, появившиеся в процессе развития последними, часто отбрасываются первыми.

Заблуждения маленьких детей относительно передачи психических черт, значения родственных связей и определения видовой принадлежности указывают на то, что начальные представления о наследственности не являются строго биологическими. У детей есть мнение по этим вопросам: они не просто пожимают плечами, когда им предлагают мысленные эксперименты. Просто эти идеи основаны не на биологии, а на эссенциализме. Каким же образом в таком случае дети усваивают истинно биологическую теорию? Оказывается, для этого нужно просто узнать, как происходит размножение. Пикантных подробностей не требуется: достаточно информации, что дети развиваются из яйцеклетки в утробе матери.

Когда моей дочке Люси было четыре с половиной года, у нее были любопытные идеи о том, откуда берутся дети. Она знала, что они выходят из «маминого животика», но еще не разобралась, что это значит. Основной ассоциацией с животом была еда, поэтому она предполагала, что мама должна съесть ребенка, чтобы он попал в нужное место. Однажды она объяснила это моей жене следующим образом: «Сначала я была живая, а потом умерла, и ты меня съела. Я была у тебя в животе, а потом ты меня отрыгнула».

Мы пытались объяснить Люси, что ее никто не ел и она образовалась из яйцеклетки внутри организма матери, но эта информация не удерживалась. Через несколько недель после рассказа о поедании детей у нас состоялся следующий разговор:

Люси:А можно мне посмотреть на картинку яйца, из которого я вылупилась?

Я:Люси, ты не вылупилась из яйца. Ты появилась из маминого живота.

Люси:Я знаю! Я была в яйце ВНУТРИ маминого живота. Мама ела много яиц, и в одном из них была я. А потом я вышла, вылупилась.

Дети обычно узна ю т биологические подробности размножения к девяти-десяти годам и к тому времени уже способны понять, почему одни аспекты идентичности организма — физические черты, родственные роли и видовая принадлежность — зафиксированы от рождения, а другие — нет. Исследования изменения представлений о наследственности после того, как ребенок узнал о «жизненных фактах», выявили далеко идущие последствия этой информации. Например, психолог Кен Спрингер рассказывал детям в возрасте от четырех до семи лет три ключевых факта:

1. Зачатие ребенка происходит внутри организма.

2. В начале жизни ребенок — это эмбрион.

3. Дети превращаются из эмбриона в младенца в утробе матери [267].

Перед тем как узнать обо всем этом, дети придерживались ошибочных представлений о наследственности. Они думали, например, что у похожих на вид незнакомцев почти столько же общих черт, что и у непохожих родственников; что приобретенные черты (например, окрашенные волосы) наследуются как врожденные (например, курчавые волосы); что вредные для адаптации черты (например, слабое сердце) наследуются в меньшей степени, чем полезные (сильное сердце); и что родители могут решить, какие черты передать детям. Узнав три факта о зачатии и внутриутробном развитии, дети пересматривали свои убеждения. Они признавали, что непохоже выглядящие родственники имеют больше общего друг с другом, что приобретенные черты не наследуются, а вредные черты могут наследоваться так же, как и полезные. Более того, они начинали понимать, что родители передают черты своим детям физически — с помощью «крошечных частиц», которые переходят от матери ребенку еще до родов.

Этот набор идей представляет собой первую настоящую теорию наследственности. Следующий шаг ребенок делает, когда узнаёт о генах. В средней школе дети обычно уже знакомы со словами «гены», «генетический», «ДНК» и связывают их с наследованием признаков. Однако им еще не известна конкретная роль генов в этом процессе, не говоря уже об их физическом воплощении в организме [268].

Одни ученики полагают, что гены циркулируют в крови, подобно гормонам. Другие думают, что гены поступают с пищей, как питательные вещества. Некоторым кажется, что в разных частях тела разные гены — как разные клетки. Что касается функции генов, большинство детей в средних классах уверены, что они кодируют не белки, а черты. Связь между генами и чертами им кажется прямой: каждый ген содержит инструкции для отдельной, дискретной черты. Большинство взрослых тоже в это верят [269]. Хотя черты определяются множеством генов, ложное представление о прямом соответствии между генами и чертами не оставляет места для мультигенных взаимодействий. Без белков нет механизма, соединяющего гены друг с другом в процессе роста и развития.

Таким образом, освоение теории наследственности — это двухэтапный процесс. Сначала эссенциалистские представления о врожденном потенциале должны уступить представлениям о переносе информации в виде черт, а те, в свою очередь, должны смениться молекулярным представлением об экспрессии и регуляции генов. Первый шаг происходит в раннем детстве, когда ребенок узнаёт основные факты о зачатии и беременности. Время второго шага не зафиксировано. Чтобы его сделать, требуется подробная информация о клеточных процессах, а большинство взрослых ее не получают.

А нужно ли среднестатистическому взрослому подробно понимать биохимические механизмы наследственности? Может быть, хватит и упрощенного представления, основанного на передаче черт? Оказывается, чтобы понять популярные описания генетических исследований, которых в наш век геномики публикуется все больше и больше, нужен достаточно высокий уровень знаний [270]. С 2010 по 2011 год в New York Times вышло более 200 статей, связанных с генами, генетикой и ДНК. Исследователь образования Николь Ши проанализировала их с точки зрения необходимого багажа знаний и обнаружила, что читателям необходимо понимание следующих фактов из биохимии:

1. Ген — это инструкция для синтеза белка. Молекулярный язык этих инструкций един для всех живых организмов.