Эндрю Штульман - Сбитые с толку

В одном из вариантов у Смитов была светлая кожа, а Джонсов — темная, и детям предлагали решить, какого цвета кожа будет у девочки, родившейся у Смитов и воспитанной четой Джонс. В другом варианте цвет кожи был одинаковый, но при этом Смиты носили красные рубашки, а Джонсы — синие. В данном случае детям надо было определить, какую рубашку будет носить девочка — красную или синюю. Формально на второй вопрос нельзя ответить однозначно, однако дошкольники в исследовании Соломона так не считали. Они всегда вставали на сторону биологических родителей (Смитов), полагая, видимо, что цвет рубашки наследуется так же, как цвет кожи.

Учитывая детскую убежденность в том, что цвет рубашки передается по наследству, было бы неуместно приписывать им биологическое понимание наследования цвета кожи и вообще любой физической черты. Они не видят различий между чертами, приобретаемыми биологически и социально.

Это верно независимо от того, как ребенок контактирует со свойствами, приобретаемыми социально. Например, дети, которые очень рано начали учить иностранный язык из-за переезда в другую страну или на занятиях с погружением, на своем опыте испытали передачу характеристики (язык) посредством общения и могли бы уяснить разницу, но этого не происходит [261].

Последовательно двуязычные дети (выучившие сначала один язык, а затем другой) проваливают задачи на усыновление точно так же, как их одноязычные сверстники, но проявляют при этом уникальную особенность. Вместо того чтобы в обоих случаях вставать на сторону биологических родителей или непоследовательно колебаться, они в основном выбирают приемных родителей. Понимание социального происхождения языка явно подталкивает их к убеждению, что все черты, в том числе цвет глаз и характер волос, передаются социально. Культурный релятивизм у них доходит до крайности.

Другой контекст, в котором у маленьких детей проявляется отсутствие биологической теории наследственности, — это родство. Родственные отношения — врожденные, как физические черты. «Титул» сына положен от рождения, его нельзя получить со временем. Мужчина становится сыном в момент появления на свет и тогда же может приобрести другие «звания», например родного брата, двоюродного брата, племянника.

Эти титулы по своей сути биологические и размечают отношения между членами одной семьи: кто у кого родился, кто чей потомок, у кого с кем общие предки. Однако дети изначально понимают термины родства совсем не так и интерпретируют их только с точки зрения социальных отношений.

Конечно, социальные аспекты родства более заметны, чем биологические. Дети очень редко своими глазами наблюдают рождение младших братьев, сестер и кузенов, во всяком случае в обществах, где роды проходят в больнице. Ни один ребенок не видел рождения старших братьев и сестер — родных или двоюродных, не говоря уже о появлении на свет родителей, дедушек и бабушек. Дети, таким образом, окружены людьми, обозначенными как «брат», «дядя» или «двоюродный брат», и придумывают собственные социальные объяснения этих ярлыков. Дядя становится другом мужского пола примерно в возрасте родителей, а брат — другом мужского пола приблизительно схожего возраста. Подразумевается, что два брата живут в одном доме, а дядя — в другом. С братом должны быть общие интересы, а с дядей — нет. И так далее.

Когда Тедди только исполнилось четыре года, мы заметили, что он начал называть самых близких друзей «братьями». В то время у него еще не было братьев и сестер, но ему отчаянно хотелось их иметь, особенно братика, и он не хотел ждать, пока родители его «найдут». Особенно охотно он считал своими братьями двоюродных братьев. Их было трое: Мэтт и Чарли на несколько лет старше него и Кевин на несколько лет младше. Я обратил внимание, что Тедди называет братьями только Мэтта и Чарли, и спросил почему.

Я:У тебя есть братья?

Тедди:Да! Мэтт и Чарли.

Я:А разве они не двоюродные братья?

Тедди:Нет, просто братья.

Я:А Кевин?

Тедди:Кевин ребенок!

Я:То есть маленькие дети не могут быть братьями?

Тедди:Нет, не могут.

Я:А почему?

Тедди:Потому что они только пьют из бутылочки и играют в свои игрушки.

Я:Раз Кевин не твой брат, то кто он тогда?

Тедди:[Пауза] Он мой двоюродный брат!

Примерно в тот период, когда Тедди решил, что «брат» — это «мальчик — близкий друг», он услышал разговор, который поставил под сомнение такое определение. У нас было семейное торжество, и один из двоюродных дедушек Тедди назвал другого двоюродного дедушку братом. Тедди удивился и решил разобраться:

Тедди:КТО твой брат?

Двоюродный дедушка:Дэн. И твой дедушка Стив тоже мой брат. Мы все братья.

Тедди:[Широко раскрыв глаза] А как вы об этом узнали?!

Согласно определению Тедди, трое взрослых мужчин не могли быть братьями, потому что они не подходят по возрасту. Значит, они как-то разгадали тайную связь между ними, которая, по ощущению Тедди, объединяла их между собой так же, как его с собственными братьями (которые, вообще говоря, были двоюродными).

Конечно, термины, обозначающие родство, не всегда используются в биологическом смысле. Взрослые часто обозначают ими и социальные отношения: братья по оружию, студенческое братство, сестры милосердия, святой отец, Дед Мороз, дядя Сэм, чужой дядя. Но взрослые, в отличие от детей, прекрасно понимают, что это просто метафора.

Это хорошо показало одно из исследований [262]. Детей в возрасте от пяти до десяти лет просили представить себе «нестандартного» родственника, например дядю, которому всего два года, или сестру-близняшку, которая живет в другой семье. Им рассказывали о двух ситуациях: в одной были воплощены социальные, но не биологические черты родственной роли, а в другой — биологические, но не социальные. Вопрос заключался в том, могут ли эти люди быть родственниками. Например, ребенку говорили о гипотетическом дяде: «Этот мужчина по возрасту примерно как твой папа. Он любит тебя и твоих родителей, приходит в гости и дарит подарки, но не родственник твоим родителям. Он не брат твоей мамы или папы, ничего такого. Он может быть дядей? Теперь представь, что у твоей мамы много разных братьев: некоторые очень старые, а некоторые совсем молодые. Одному из них всего два годика. Он может быть твоим дядей?»

Маленькие дети категорически отрицают, что малыш может быть дядей, но соглашаются, что дядей может быть неродственный друг семьи. Вообще говоря, даже девятилетние дети более склонны считать дядей близкого друга семьи, чем маленького брата матери. Рассуждения, подталкивающие к такому выводу, явно небиологические: