Руби Уэкс - Быть собой

Городок, в который меня занесло, — это не аккуратные белые дощатые домики. Скорее он выглядел как одна большая, суровая фабрика по переработке рыбы и технического жира и вызывал мысли о Чернобыле. Меня разместили в минималистичном отеле. «Минимализмом» в данном случае называлось отсутствие мебели и длинные комнаты, как в фильме ужасов «Сияние». Я получила в свое распоряжение полностью белый люкс с белым коридором, который заканчивался засохшим растением. Я уже говорила, что отопление не работало, а ресторан закрылся навсегда?

Завтрака по утрам тоже не было, так что я пробиралась на кухню и воровала еду, как дикая белка. Солнце не вставало никогда — ни в десять утра, ни в час дня. Всю ночь напролет я слушала завывания ветра и стук дождя в оконное стекло. Я чувствовала себя так, словно стою под Ниагарским водопадом с листом фольги над головой. В тот момент, даже в состоянии депрессии, я начала смеяться. Словно крошечная щель в моем мозгу раскрылась и впустила немного света. Со стороны я отмечала забавные моменты в сложившейся ситуации. Меня привезли в бетонное здание, типичное для стран бывшего соцлагеря, где я должна была выступать. И вот в этой депрессивной атмосфере я рассказывала шести сотням зрителей (которые, скорее всего, были в депрессии) о депрессии.

Когда я возвращалась в Лондон, мой багаж снова потеряли. Без каких-либо видимых причин его отправили в Копенгаген.

И вот теперь я сижу в своей спальне, ощущая накрывающую меня темноту, которая блокирует все мысли. По крайней мере, благодаря практике осознанности я способна отделить себя от тех ужасных мыслей, которые словно задались целью полностью меня сломать и уничтожить. Благодаря практике осознанности я могу сказать: «Это депрессия», а не «Я в депрессии». Это мелочь, но она имеет значение. Я пытаюсь оседлать волну, а не уйти под воду. Пожелайте мне удачи.

Я мало что помню о том периоде, за исключением того, что кто-то советовал мне обратиться в психиатрическую больницу Priory [27]. Думаю, руководство больницы должно дать мне специальную скидку за то, что я делаю им рекламу и упомянула в своей последней книге. (Какими бы ни были у меня проблемы с головой, я всегда могу думать о скидках.)

Вот когда мне пригодилась осознанность. На этот раз я знала, что больна. Я знала, что я не чмо и что я не выдумываю. Мне потребовалось некоторое время, но я отдавала себе отчет, что не должна винить себя и наказывать. Я распознала депрессию всего за несколько недель, а не месяцев, так что я — молодец. Я нырнула в болезнь с головой, я сдалась и позволила ей взять верх. Я прекратила сопротивление, простила себя и не истязала приказами типа: «Соберись, тряпка!» Я просто это приняла. Первым шагом для меня стал тот факт, что я смогла простить себя за свою болезнь, не обрушившись при этом на себя с критикой, что у меня хватает наглости чувствовать себя «как-то не так», когда у меня есть еда и настоящая сумка от Prada. Своим обессиленным мозгом я понимала, что болезнь реальна и что я в ее власти. Пока.

В этот раз депрессия прошла гораздо быстрее, чем когда-либо раньше, благодаря тому, что я не беспокоилась по поводу того, что беспокоюсь, не боялась, что я боюсь, и не была подавлена из-за того, что была в подавленном состоянии. Всего лишь благодаря этому мне удалось избежать второй волны боли: я знала, что, хотя болезнь сама по себе реальна, вторую волну боли я создаю сама. Я пробыла в больнице всего неделю, а затем вернулась домой в кровать и стала пережидать. Моя дочь заботилась обо мне, понимая, что для меня было настоящим мучением даже налить чашку чая. Я также обнаружила, в первый раз, что могу писать, находясь в таком состоянии. Так что, пережидая болезнь, без полной уверенности, смогу ли я когда-нибудь снова стать собой, я делала следующие записи.

10 декабря 2014 года

Депрессия… И неизвестно, когда она закончится. Словно мой мозг говорит мне: «Ты зашла слишком далеко. Ты слишком на меня насела, так что я глушу мотор. Тебе пора остановиться, и я позабочусь о том, чтобы ты ничего не могла делать, даже если очень постараешься». Это своего рода механизм выживания: когда собственные мысли объявляют вам войну и вы чувствуете себя так, словно у вас ни одного друга, вы всеми забыты и вас окружает только ненависть, мозг срывает стоп-кран, и вы погружаетесь в туман. Я жила в тумане неделю. Ощущения были такие, словно я воссоединилась со злом, потеряла родственника, кого-то из своего прошлого, кого я помнила очень смутно. А затем пришло осознание — о, да это же депрессия. Вспомнила. После выздоровления перестаешь помнить, что был болен. Вероятно, мозг предусмотрительно стирает воспоминания, потому что слишком страшно подумать, что такое может когда-нибудь повториться. А сейчас, когда моя депрессия вернулась, я поняла, что со мной творится. Это чувство, что меня отделили от собственного тела и сознания, — депрессия. Ну конечно, что же еще! В этот раз она отличается от всех предыдущих эпизодов. Раньше в этот момент меня бы накрыла волна паники, что все пропало: моей подлинной личности больше нет, вместо нее теперь новая, помертвевшая сущность. Теперь же, даже в этом состоянии хаоса, я отдаю себе отчет, что это временно: я просто больна, и потеря собственной идентичности — часть этой болезни; мой мозг просто на минуточку отлучился со своего рабочего места.

Я всегда знала, что однажды моя депрессия вернется. Я понимала, что чудесного исцеления не случится, поэтому я просто попыталась подготовиться к нашей следующей встрече с помощью практики осознанности. Возможно, поэтому сейчас я смотрю на ситуацию со стороны, а не застряла в полной темноте, не видя выхода.

О господи, как же мне жаль людей, которые, находясь в депрессии и чувствуя все то, что чувствую я, вынуждены еще ходить на работу! Тащить на себе неподъемную тяжесть и пытаться это скрыть, чтобы окружающие не подумали, что они симулируют какую-то иллюзорную болезнь. Ужас оттого, что, если кто-то спросит их, что с ними происходит, они не смогут рассказать. Когда человек в депрессии, самый жестокий его судья — он сам. Он заставляет себя продолжать делать все как обычно, даже когда внутри он сломан. Это все равно что бить умирающее животное, чтобы заставить его двигаться. Я в шоке, что столько людей продолжают ходить на работу и пытаются вести себя так, словно все в порядке. Они достойны посвящения в рыцари или медали за мужество, типа Пурпурного сердца [28], потому что самое сложное в состоянии депрессии — это продолжать вести себя как обычный человек, хотя вы себя так совсем не чувствуете.

Мне повезло, что я могу себе позволить переждать болезнь, потому что мне не нужно ходить на работу с девяти до пяти. Можно просто лечь и лежать. Баюкать себя, как маленького ребенка, и ждать, ждать, пока гигантская черная тень, закрывшая солнце, не уйдет.