Женевьева Гинзбург - Вдова вдове [Чуткие практичные идеи, как начать жить заново]

Еще одна женщина сказала, что записывала свои мысли в форме стихов. Через некоторое время она обнаружила, что вместо того, чтобы говорить о своих переживаниях всем знакомым, она приберегала их для того, чтобы потом вечером сесть и написать стихи. Это помогло как ей, так и ее коллегам–учителям, с которыми она каждый день обедала.

Если вы не в настроении для стихов, можете ругаться, кричать, писать полный бред — в общем, все, что хотите. Одна женщина сказала, что ее дневник можно было бы снабдить предупреждением «детям до 16». Разумеется, ее дневник никто не видел, но скажите, сколько личных дневников бывает предано огласке? Правильно, только дневники знаменитостей. Так что можете успокоиться и писать все, что хотите, все равно никто, кроме вас, его не прочтет. Одна вдова 78 лет писала на отрывных листках, а потом выкидывала их. Так она спорила со своим сыном, который, по ее словам, «обожал указывать, что ей делать», и который бы очень расстроился, если бы узнал, что она так думает.

Не нужно пытаться следовать инструкциям в работе с дневником — это ваш дневник и вы можете писать все, что хотите и как хотите. И все же позвольте дать совет: записи больше помогут вам, если будете адресовать их кому–нибудь — себе, «дорогому дневнику», настоящему или выдуманному другу, Богу. Главное, чтобы вы могли говорить откровенно и своими словами. Я писала письма умершему мужу. Мне было необходимо говорить с ним — я больше никому не могла настолько открыться. Сначала я писала каждый вечер, потому что не могла спать. Ранние записи — это слезы и жалобы. Я писала: «Дорогой Мартин, везде твои вещи вперемешку с моими: в стенном шкафу и в комоде. Твои солнечные очки выпадают мне прямо в руки, когда я опускаю солнцезащитную пластинку в машине. То, что вокруг, все еще наше. Это выше моих сил. Этим утром я вышла погулять в твоей куртке. Воздух раннего утра был чистым и прозрачным, все вокруг, казалось, только что появилось на свет. Ты был со мной в это утро. Я тебя чувствовала».

Через неделю: «С твоего фигового дерева — такого большого и разросшегося — опадают листья. Они совсем пожелтели и высохли. Меньше чем за день дерево совсем облетело. Только на ветвях еще кое–где держатся зеленые смоквы. Они никогда не будут спелыми, их не едят даже птицы. Я чувствую себя такой же — высохшей и бесплодной».

Через несколько месяцев: «Вот, смотри, чему я научилась: как открывать заевшую дверцу стиральной машины; как чинить подтекающий сливной бачок; как вставлять пробки; на дороге вовремя соображать, что я потерялась и надо бы спросить совета. Почему тебя всегда устраивало, что я всего этого не умею?» И: «Сегодня я снова гуляла по пустыне одна, и сегодня впервые она не показалась мне враждебной. Мне она понравилась».

И позже: «Как ты ухитрялся все держать в голове? Кто такой Джекоб К. Лейк; что значит эта бумажка? Сегодня мне никто не звонил. Все меня оставили. Нет, это ты меня оставил, и твои друзья бросили меня…»

И еще позже: «Сегодня я пыталась пересечь мост Додж, а он был затоплен на метр. Я собиралась поужинать с Рейчел и Жаном, был такой сильный ливень, и я поехала через мост, как ты всегда делал, потому что помнила твои слова, что этот старый «Мерседес» мог бы переплыть Красное море. Так вот — никакого Красного моря ему не пересечь. И как только машина заглохла и я собиралась испугаться, как вдруг из машины позади раздался голос: «Не бойтесь, миссис Гинзбург, я вас вытащу». Это был Джо, который держит овощной магазин и у которого мы год назад покупали грейпфруты. Видимо, он узнал машину. Видимо, он знал о тебе. Мою машину пришлось оставить на стоянке неподалеку от моста, и Джо отвез меня в ресторан. После ужина Рейчел довезла меня до машины. Все уже высохло, и машина завелась мгновенно. Я была так рада, что опять поехала по тому же мосту (только вода успела сойти). И вот теперь я думаю — это ты послал ангела (в виде Джо), или это ты виноват в том, что я вообще попыталась пересечь этот мост? И знаешь, что я думаю? Это моя жизнь, а не твоя — и винить или хвалить нужно только себя. Но ты это конечно же знаешь».

Однажды я перечитала все свои письма. Передо мной предстала четкая картина эмоций: сначала боль и страдание; потом гнев и решительность. А теперь, хотя когда–то в это было сложно поверить, я вижу в жизни больше радости, чем горя, больше надежды, чем отчаяния. Я хвасталась такими «достижениями», которые будут по силам любому десятилетнему мальчишке. Меня удивило не то, как последовательно, постепенно я выходила из состояния горя — нет, эмоции еще долго продолжали колебаться, а то, как ко мне возвращалась объективность. Постепенно я перестала сосредотачиваться только на потере. Я начала преодолевать. Ничего из того, что я делала тогда или впоследствии, не придавало мне столько сил, не воодушевляло меня настолько. Я видела, что на самом деле выбираюсь. В конце каждого раздела книги я привожу по одному своему письму. Первое вы найдете сразу после этой главы.

В конце концов мои письма окончились — я перестала их писать. Мои записи о путешествиях и поездках, о том, что встречалось мне на пути, мои заметки — все это теперь было адресовано мне самой. Иногда я оставляю эти записи, иногда уничтожаю. Иногда мне кажется, что когда я записываю свои мысли и чувства, этим я подтверждаю, что живу. Это признание самого факта жизни. Это осознание, что теперь я сама себе лучший друг. Разумеется, иногда я все же обдумываю очередное письмо к «дорогому Мартину», и это, наверное, никогда не пройдет. Но это нормально, верно ведь?

Дорогой Мартин,

для меня настало время делать все «в первый раз». Первых разов так много, и для меня каждый — целая веха; а кто угодно другой сделал бы и не обратил внимания. Ты бы не увидел ничего необычного в том, что я за хвост выудила из бассейна дохлую мышь, накачала спустившуюся шину (почему воздух так странно свистит?) или залезла на крышу, чтобы почистить засорившуюся сливную трубу. Но ты бы удивился, почему я не позвала тебя.

Послушай, ну как я ухитрилась дожить до стольких лет и ни разу не купить ценные бумаги (мы говорили об этом, но занимался–то этим ты), ни разу не заниматься поиском страхового агента, ни разу не договориться о починках в доме? Знаешь, этими «первыми разами» я горжусь, и это заметно. Но бывают и другие первые разы. Первое блюдо с креветками, которое я приготовила и съела без тебя. Первая великолепная, тройная радуга через все небо, которую я видела одна, а не с тобой. Несколько удивительных фильмов, которые ты бы с радостью посмотрел. Я думаю, что вторые разы не будут такими тяжелыми… Но вот креветок мне больше не хочется.