Андрей Курпатов - Красная таблетка-2. Вся правда об успехе

Когнитивный психолог, профессор Исследовательского института Ротмана в Торонто Эндель Тульвинг исследовал пациента с особенной формой амнезии. Этот человек помнил практически все факты, которые знал до болезни, но не сохранил так называемые эпизодические воспоминания.

К эпизодическим воспоминаниям относятся те, которые:

• во-первых, как-то связаны с нами лично (то есть, по сути, это автобиографические воспоминания);

• во-вторых, включающие временны́е (когда данное событие случилось), пространственные (где это событие случилось) и эмоциональные характеристики (как оно было тогда воспринято, какие чувства вызвало).

Допустим, вы знаете, что есть группа Queen, что её главные хиты – «Богемская рапсодия», ”We Will Rock You” и ”We Are the Champions”, что её солистом был Фредди Меркьюри, который был геем и умер от СПИДа. А ещё он спел в замечательном дуэте с Монсеррат Кабалье «Барселону». Всё это так называемая семантическая память, или память на какие-то факты.

Но были ли вы когда-то на концерте этой группы? Или, может быть, вы смотрели фильм о ней? Вам он понравился? А как вы познакомились с их музыкой? Эти вопросы уже на эпизодическую память.

Итак, Тульвинг обнаружил пациента, который не мог вспомнить события своего прошлого, но при этом сохранил довольно точные знание о мире. Как вы думаете, если бы Тульвингу пришло в голову спросить этого пациента о его планах на будущее, что бы он ему ответил?

Думаю, вы догадались – ничего. Этот пациент буквально впадал в ступор, когда нужно было ответить на вопрос, что он собирается делать завтра. То есть без эпизодической памяти мы в буквальном смысле этого слова не можем представить себе своё будущее вообще.

Или, если рассмотреть это под другим углом: для того чтобы представить себе своё будущее, мы должны перелистать альбом своих автобиографических воспоминаний и сшить из них некий образ этого самого своего возможного будущего.

Если шить его не из чего, то есть известные нам факты никак не связаны с нашими личными мотивациями и переживаниями, мы, даже имея на руках все вводные, не можем сложить их в картинку будущего. Зная даже всё, мы не сможем представить, что же случится завтра.

Такова особенность нашей памяти: нам недостаточно знать какие-то факты, в чём-то теоретически разбираться, для того чтобы увидеть будущее, учитывающее их. Нет, мы в любом случае будем опираться лишь на свой собственный жизненный опыт.

Старики раньше говорили: «Всё сдюжим, только б не было войны». Нам, не заставшим ужасы войны, этого не понять. То есть мы теоретически, конечно, понимаем, что мир значительно лучше войны, но у нас нет картинки, разворачивающей в нашем будущем войну.

Мы можем думать, что война возможна, но мы не можем себе представить, ощутить, что она станет нашей реальностью. В нашей эпизодической памяти просто нет соответствующих файлов.

Зная даже всё, мы не сможем представить, что же случится завтра.

Поэтому любые рассказы о том, что будущее, вполне возможно, будет, мягко говоря, непростым, не мотивируют нас к этому непростому будущему готовиться. Даже я, например, последовательно занимаясь этим вопросом, футурологией, так сказать, не ощущаю ужаса.

Как пройдёт моя старость? Ну как… Пока будут силы – буду работать, читать лекции, писать книги, консультировать людей и компании. Вероятно, больше буду отдыхать. Не знаю, в санаторий, наверное, ездить. Избавлюсь, видимо, от какой-то части имущества, чтобы голова из-за этого не болела.

Сейчас, когда я рассказываю эту «историю своего будущего», я собираю фрагменты прожитого мною опыта. А точнее, в моей памяти воскресают образы людей, чью старость я наблюдал. Это я могу себе представить.

А ещё я могу представить гипотетический мир будущего. Мир, в котором у людей не будет работы, где, возможно, возникнут серьёзные проблемы с ресурсами, какие-то зоны отчуждения, в которых одни люди будут спасаться от других людей.

Но я не могу представить себе себя в этом будущем. Поскольку у меня, как и у вас, впрочем, проблемы с памятью на будущее. Мы можем лишь вспоминать своё прошлое, пусть даже не личное, проецируя его в будущее и делая какие-то предположения. Таков механизм – из того, что было, создаём то, что, как нам кажется, будет.

Если же у нас в принципе нет в нашем опыте ничего такого, что бы отвечало этому будущему, мы и не сознаём рисков, мы не боимся. Если же соответствующей мотивации в нас нет, то мы и не предпримем необходимых шагов, чтобы или этого будущего избежать, или к этому будущему подготовиться.

Такова на данный момент проблема всего человечества, а не только моя или ваша. Мы строим цивилизацию, которой ещё не было, но строим бодро и уверенно, потому что у нас нет опыта, как в такой цивилизации жить, как эта цивилизация повлияет на людей.

Сейчас нам кажется, что люди останутся такими же. Да, руки-ноги, туловище, голова – всё, вероятно, должно остаться на месте. Но, как мы с вами уже знаем, поведение человека и состояние его мозга определяются средовыми факторами. А что, если они будут фундаментально другими?

Например, захотят ли эти люди иметь детей? А если найдут способ производить их другим образом – клонировать и выращивать, абсолютно физически здоровых, в безопасных, созданных на 3D-принтере матках? А кто будет их воспитывать, как и какими они будут в результате?

Нечто подобное описывал в своём «Дивном новом мире» Олдос Хаксли. Но его герои, несмотря на все странности среды, – такие же люди, каких Хаксли знал лично, из своей жизни, из своей «эпизодической памяти», из 30-х годов прошлого века. Именно поэтому они способны у него, хотя бы отчасти, на глубокие чувства, сопереживание, ответственность.

И я уж не говорю о возможности генетического изменения людей, о возможности создания сверхлюдей, появление которых предрекал Стивен Хокинг в своей последней книге, а китайские учёные уже вовсю делают. И уж тем более я не говорю о возможности медицинского бессмертия.

Мы не можем представить, как это. И мы не можем знать, как поведут себя люди, зная, что они, в принципе, могут избежать смерти или, по крайней мере, очень существенно её отсрочить. А сколько это будет стоить? И на что будут готовы пойти люди, чтобы получить такого рода «эликсир жизни»?

Вы можете представить, как будете жить в таком мире? Я – нет, у меня нет ни одной идеи. Сейчас мне кажется, что я сам вряд ли буду за такую пилюлю бороться. Для близких – наверное, для себя – нет. Но я не знаю, как я буду думать об этом, когда кто-то из моих знакомых начнёт такие пилюли принимать.

Сейчас я могу предполагать, что если у меня будут какие-то существенные сбережения, то я в любом случае как-то справлюсь с новым временем, найду, так сказать, как устроиться и куда, прошу прощения, ездить в санаторий.