Дэвид Брукс - Общественное животное. Тайные источники любви, характера и успеха

Что касается международных дел, то после распада Советского Союза в Россию хлынули специалисты по свободному рынку. Они дали местным властям кучу советов по приватизации, но ни одной рекомендации о том, как восстановить общественное доверие, законность и порядок, без которых невозможно никакое процветание. Соединенные Штаты вторглись в Ирак, искренне надеясь, что, устранив диктатора и его политические институты, они смогут легко возродить страну. Но интервенты не учли психологического влияния многолетней тирании на иракскую общественную культуру, не учли ненависть, бурлившую под внешне спокойной поверхностью, и в результате освобождение от диктатуры обернулось массовым кровопролитием на этнической и религиозной почве.

Список неудачных политических решений, составленный Гарольдом, увеличивался каждый день: прекращение финансового регулирования, основанное на предположении, что глобальные игроки не нуждаются в защите от собственной жадности; создание зон свободного предпринимательства, основанное на предположении, что снижение налогового бремени в городах само по себе приведет к местному экономическому процветанию; программы финансовой помощи для студентов, желающих продолжить образование за границей, которые должны были уменьшить процент отсева из колледжей, как будто этот отсев обусловлен чисто экономическими причинами (на самом деле лишь 8% учащихся бросают колледж из-за того, что не имеют финансовых возможностей продолжать образование) {450} 450 William G. Bowen, Martin Kurzweil, and Eugene Tobin, Equity and Excellence in American Higher Education (Charlottesville, VA: University of Virginia Press, 2005), 91. . Гораздо более важные причины – это эмоциональная несовместимость с жизнью в колледже и слабая школьная подготовка, но механистически мыслящие политики не принимают в расчет эти неосязаемые факторы.

Короче говоря, правительство попыталось укрепить материальную базу развития, но кончилось тем, что было подорвано социальное и эмоциональное развитие, а в конечном счете и сама эта материальная база. Конечно, деятельность правительства была не единственным фактором раздробления общества. Культурная революция размыла старые обычаи и разрушила традиционную структуру семьи. Экономическая революция заменила исторические центры городов супермаркетами и скоплением сетевых магазинов. Информационная революция заменила общественные организации с их еженедельными личными встречами участников социальными онлайн-сетями, где люди ищут партнеров, похожих на самих себя. Но все же правительство сумело безрассудно сыграть дополнительную отрицательную роль во всех этих неблагоприятных изменениях.

Результатом стала растрата социального капитала, которую Роберт Патнем описывает в книге «Боулинг в одиночку» и в других своих произведениях. Связи между людьми стали более рыхлыми. Сети отношений, в которых воспитывались самодисциплина, уважение к окружающим и сочувствие к другим, утратили свою силу. Образованные люди почувствовали ценность свободы, но эти-то люди, как правило, сохранили свой социальный капитал и смогли его использовать в новом, свободно организованном мире, тогда как для остальных новая социальная ситуация стала по-настоящему катастрофической. Начала распадаться структура традиционной семьи (особенно это коснулось семей малообразованной части общества). Выросло число внебрачных детей. Увеличилась преступность. Ослабело доверие к государственным институтам.

Государство было вынуждено вмешаться, чтобы восстановить порядок. Британский философ Филипп Блонд писал, что индивидуалистическая революция не закончилась построением более свободно организованных сообществ: в дальнейшем она привела к появлению атомизированных обществ, в которых неизбежно усиливается роль государства, пытающегося заткнуть бреши, образовавшиеся в результате социальной дезинтеграции. Чем слабее становятся неформальные правила социально приемлемого поведения, тем больше, по необходимости, должна быть формальная власть государства. Британия столкнулась со стремительным ростом преступности, и в результате на улицах британских городов появилось четыре миллиона камер слежения {451} 451 «Britain is ‘surveillance society,’» BBC, November 2, 2006. . Дружеские узы взаимопомощи, связывавшие прежде жителей одного квартала, ослабли, и государству приходится увеличивать социальные выплаты, а это еще больше подрывает или извращает уцелевшие сети взаимопомощи. Неустойчивый рынок, не регулируемый ни традициями, ни моральными ограничениями, также требует вмешательства государственных надзорных органов. По этому поводу Блонд пишет {452} 452 Phillip Blond, «Rise of the Red Tories,» Prospect, February 28, 2009. :

Посмотрите на общество, которое мы получили: мы стали биполярной нацией, бюрократическим централизованным государством, которое господствует над разобщенными, бессильными и одинокими гражданами.

В отсутствие здоровой социальной ткани политика становится поляризованной. Государство представлено одной партией. Другая партия теперь представляет рынок. Первая партия старается отдать власть и деньги в руки правительства; вторая старается конвертировать власть и деньги в ваучеры и другие рыночные инструменты. И обе партии дружно игнорируют все промежуточные институции гражданской жизни.

В социально истощенных обществах люди начинают искать свою идентичность в политических партиях и фракциях. Другого выхода у них не остается. Политики и политические комментаторы, воспользовавшись этим психологическим вакуумом, превращают партии в объект культового поклонения, требуя от сторонников неукоснительной клановой верности и вознаграждая за нее послушных и покорных.

Как только политика превратилась в сражение одной группы против другой, стал невозможен подлинный политический компромисс. Вся жизнь превратилась в статусную войну «людей моего лагеря» против «людей из другого лагеря». Даже небольшая уступка расценивается как моральная капитуляция. Те, кто пытается строить отношения с представителями «вражеской» партии, подвергаются остракизму. Среди политиков верность партии ценится выше, чем верность государственным институтам – таким как сенат или палата представителей. Политика перестала быть сферой переговоров и компромиссов, она стала полем сражения за почести и клановое превосходство. Из-за этой партийной деформации упало доверие к правительственным и политическим институтам.

В тесно спаянных обществах люди ощущают непрерывную связь, спаивающую различные общественные и государственные институты: семья спаяна с кварталом, квартал связан с городом, город – с региональной ассоциацией, эта последняя – с национальной ассоциацией, а они, в свою очередь, с федеральным правительством. В разорванных обществах рвется и эта цепь, и вместе с ней рвется чувство единства общества. Государство воспринимается как чуждая сила, которая по какому-то праву вмешивается во все. Люди теряют веру в способность государства делать хоть что-то правильно и начинают цинично и презрительно относиться к национальным лидерам.