Дэвид Брукс - Общественное животное. Тайные источники любви, характера и успеха

Но, если уж быть до конца честным, то Гарольду нравилось проводить время в Группе именно потому, что в ней ему не приходилось думать о том, приносит ли это ему пользу или нет. Участие в Группе было самоцелью и вознаграждением само по себе. Все то время, когда Гарольд общался со своими друзьями, он чувствовал себя по-настоящему живым, а это и было наивысшей и самой ценной наградой. Они могли часами оживленно болтать. Часто во время своих встреч они танцевали.

В большинстве культур имеются ритуальные групповые танцы. Современное американское общество почти покончило с этим ритуалом (если не считать сквэр-данса [91] Сквэр-данс (square dance) – американский народный танец, получившийся в результате смешения нескольких традиционных танцев, завезенных иммигрантами из Европы (кадриль и др.). и нескольких других народных танцев). Теперь танцуют парами, а сам танец часто становится прелюдией к сексу. Но когда собиралась их Группа, то они танцевали все вместе. В баре или на квартире у кого-нибудь из друзей в какой-то момент вдруг возникала толпа танцующих – толпа, не разбитая на пары и не выполнявшая какие-то правильные танцевальные движения. В этой толпе все просто двигались, хаотично выбирая и меняя партнеров – неважно, парня или девушку. Все свободно перемещались в толпе, переходя с одного ее берега к другому. Это был танец «ни о чем». Здесь не ухаживали и не соблазняли. Это было лишь проявление счастья от того, что все они вместе.

В один прекрасный день (точнее, на исходе вторых суток после того, как Марк в очередной раз неожиданно свалился Гарольду на голову) в размеренную жизнь Гарольда вмешалась судьба. Гарольд, Марк и еще несколько их друзей сидели в спортивном баре и смотрели финал Кубка мира. До конца матча оставалось несколько минут, когда Марк толкнул Гарольда плечом и сказал:

– Слушай, не хочешь дернуть со мной в Лос-Анджелес? Станем телевизионными продюсерами…

Гарольд удивленно воззрился на друга, потом снова отвернулся к экрану.

– Ты что, серьезно? Ты хорошо все обдумал? – спросил он.

– А что тут думать? Это мое призвание, моя судьба. Я создан для этого.

Игра на экране продолжалась. Друзья шумно болели, а Марк принялся вполголоса излагать Гарольду план их будущей жизни. Для начала они снимут какую-нибудь расхожую чепуху – какие-нибудь там рекламно-информационные ролики или полицейский сериал, заработают денег и будут несколько лет с удовольствием их прожигать. Потом сделают что-нибудь более приличное, получат еще больше денег, купят себе дома в разных прекрасных уголках мира и будут получать еще больше удовольствия. После этого можно будет сделать что-нибудь по-настоящему великое для канала «Эйч-Би-О» и изменить мир. Главное, говорил Марк, это то, что мы заработаем кучу денег и будем абсолютно свободны. Нам не придется всю жизнь корпеть над каким-нибудь одним проектом или одной-единственной идеей. Это будет неограниченная свобода.

Самое забавное заключалось в том, что Гарольд ни минуты не сомневался в том, что у Марка все получится. Гарольд однажды назвал Марка «гением синхронизированной со всем миром поверхностности». Иными словами, Марк был именно настолько поверхностным, насколько этого требовал рынок. Марк никогда не пытался вникнуть в суть вещей и совершенно не был склонен к экспериментам. То, что нравилось ему, нравилось и миру. То, что он не любил, не любил и мир – во всяком случае, та его часть, которая смотрела телевизор в вечерний прайм-тайм и ходила в кино по субботам.

Тем не менее Гарольд уперся.

– Так жить нельзя, – коротко ответил он. Друзья заспорили. Это было продолжение спора, начавшегося много лет назад – с тех самых пор, как Гарольд поселился в одной комнате с Марком в общежитии колледжа. Это был спор свободы и долга, спор о том, какая жизнь счастливее – жизнь абсолютно независимая или жизнь на прочном основании.

Марк высказал свою точку зрения, Гарольд свою, и ни один из них не сказал, в общем, ничего нового. Марк рисовал картину калейдоскопа ощущений – путешествия по всему миру, погоня за новыми волнующими приключениями. Он сравнивал эту радостную картину с миром тяжелого монотонного труда, когда ты годами ходишь на опостылевшую работу; вечером возвращаешься домой к опостылевшей жене и привычно напиваешься, чтобы заглушить чувство тихого, беспросветного отчаяния.

Гарольд занял противоположную позицию. Он рисовал картину любви, дружеских отношений и устойчивых прочных уз – обеды со старыми друзьями, воспитание подрастающих детей, завоевание достойного места в городе или общине. Он противопоставил эту жизнь дешевой мишуре пустых развлечений – случайного секса, ненужных приобретений, показной роскоши и печальной, одинокой старости.

Это очень старый спор – спор между фильмами «В дороге» и «Эта прекрасная жизнь». Но данные, которые добыла к сегодняшнему дню социология, подтверждают, что прав в этом споре Гарольд.

В последние годы психологи и социологи провели немало исследований, целью которых было выяснить, что именно делает человека счастливым. Обычно социологи спрашивают людей, счастливы ли они, а потом сравнивают ответы и объективные показатели качества жизни. На первый взгляд метод кажется не слишком надежным, но с его помощью ученым удается получать стабильные и убедительные результаты.

Во-первых, исследования показывают, что зависимость чувства счастья от уровня благосостояния очень сложна. Богатые страны в целом «счастливее» бедных стран, так же как богатые люди, как правило, чувствуют себя более счастливыми, чем бедные, но эта зависимость не так уж ярко выражена; она зависит от того, как определить понятие счастья, и по поводу этого специалисты ведут между собой ожесточенные споры. Например, Кэрол Грэм пишет в книге «Счастье в разных странах мира» о том, что нигерийцы ощущают себя не менее счастливыми, чем японцы, несмотря на то, что ВВП на душу населения в Японии в 25 раз выше, чем в Нигерии. Доля счастливых жителей Бангладеш вдвое превышает долю счастливых граждан России. За последние 50 лет уровень материального благосостояния американцев стремительно вырос, однако американцы не стали чувствовать себя более счастливыми. С другой стороны, в Соединенных Штатах увеличился и разрыв между бедными и богатыми, но и этот рост уровня неравенства также не сделал американцев {314} 314 Elizabeth Kolbert, «Everybody Have Fun,» The New Yorker, March 22, 2010. – даже бедных – намного более несчастными.

Крупный выигрыш в лотерею вызывает у человека всплеск счастья {315} 315 Elizabeth Kolbert, «Everybody Have Fun.» , но через некоторое время это чувство улетучивается без следа. Степень счастья, которое испытывает человек, которому удалось вырваться из низшего социального класса и перейти в средний, существенно выше, чем у человека, который перешел из среднего класса в класс преуспевающих богачей. То есть подъем кривой счастья становится не таким крутым. Максимальную степень счастья люди испытывают не в среднем возрасте, когда достигают наибольших успехов в профессиональной жизни и максимума доходов. Наивысшим это чувство бывает на третьем и на седьмом десятке жизни – то есть в начале карьеры и по ее завершении. Люди, придающие большое значение своему материальному благосостоянию, менее счастливы, чем те, для кого оно менее важно.