Алексей Ракитин - История Бостонского Душителя. Хроника подлинного расследования [Книга II]

Конечно, в этом месте кто-то может возразить, что со времени совершения преступления минули 2 года и ДеСальво вполне мог позабыть многие нюансы. Что ж, возражение уместно, поэтому можно изучить содержание других показаний ДеСальво, связанных, скажем, с убийством Нины Николс. Сразу заметим, что это один из самых «гладких» рассказов Альберта и чуть позже станет ясно почему.

Итак, вновь передаём слово ДеСальво: «В общем, я нарезал по центру круги на машине целый день и я добрался до парковки на Коммонвэлф-авеню, где и оставил свою машину, и дошёл пешком до дома номер 1940. Было ужасно жарко, и я чувствовал собственный пот и его запах, и мне это не нравилось, поскольку я люблю держать своё тело очень чистым. Я посмотрел на имена на почтовых ящиках и на звонках внутри дома под номером 1940, выбрал пару женских имен и нажал на звонок рядом с первым именем. Я стоял там, дожидаясь, чувствуя, что воображение играет и совершенно не задумываясь о том, что именно я собираюсь сказать, поскольку знаю, что что-то придет ко мне, как обычно. Ничего не происходило. Я тогда нажал на второй звонок, и через несколько минут дверь зажужжала… дважды… и я вошёл холл. Лестница наверх заворачивалась вокруг лифта справа, и я стал неторопливо подниматься по ней, шагая по одной ступеньке. Забавно, не так ли, что первая женщина не ответила на звонок или её попросту не было дома, или нечто подобное, что обычно так маловероятно, понимаете, о чём я?

На открывшей дверь женщине была роба, вы можете называть её домашним халатом, цвет, по моему мнению, был красноватый или розоватый. Женщина, насколько я помню, была в очках и синих снекерсах [разновидность кед — прим. А.Р], не так ли? «Что вы хотите?» — сказала она, и голос звучал несколько диковато, немного нетерпеливо, как будто её беспокоило моё присутствие. Я сказал: «Мне хотелось бы проверить вашу квартиру на наличие протечек воды». Всегда находилось, что сказать, и всегда объяснение оказывалось каким-то простым и лёгким, и происходило это естественно, вы же знаете? И женщина сказала: «О, отлично, заходите, только сделайте всё быстро, я собираюсь уходить». Однако я уже знал, что она никуда не уйдёт после того, как я закрою за собой дверь, хотя я боролся с этим всю дорогу. Забавно, я ведь не хотел входить туда, я просто не желал, чтобы это случилось. И вот я иду, шагаю с ней из одной комнаты в другую. В спальне она отвернулась, я увидел затылок, мне стало жарко, голова словно взорвалась, едва я увидел её затылок, а не лицо. Я схватил её сзади и мы упали на кровать. Я не расскажу о том, как это случилось. Я не хотел бы об этом говорить. Я схватил её и она повалилась со мною на кровать, сверху меня. Потом мы скользнули с кровати и я оказался вот в таком положении, вы видите, мои руки на шее женщины, а ступни моих ног охватывают нижние части её ног, вы понимаете?

Это очень тяжело и я сожалею, что настолько всё запутал, но о том, что происходило после, я не хотел бы говорить, понимаете? Я имею в виду бутылку и её ноги — как вы сказали? — да, и бутылка там лежала, и то, что я делал с бутылкой, понимаете? Это очень сложно для меня. Изначально, насколько я помню, на ней были туфли, возможно, кеды, домашние тапочки или что-то в таком духе. Просто я до сих по не уверен в этом. Я пытаюсь отвечать на ваши вопросы, сэр, так, чтобы всё стало ясным и помогло мне самому разобраться в произошедшем. Я хочу это сделать и я отвечаю: да, когда она повалилась на меня сверху, она всё ещё оставалась в сознании, я поднял её с кровати и я не знаю, может быть, я положил её на пол? Я лежал с нею на полу, я не могу сказать, был ли этот пол деревянным или мы лежали на ковре, я открыл её халат, оборвав несколько пуговиц и что-то, что было надето под халатом. Я полагаю, что это были бюстгальтер и трусики, и я их снял. Нет, это был просто слип и я поднял его выше талии. И у меня был с нею половой акт с нею там, на полу, и в течение минуты я чувствовал себя хорошо. А потом я посмотрел на неё — она всё ещё выглядела живой и тогда я пошёл, отыскал шёлковый чулок, завязал его туго, три раза вот так. И всё это время гнев накапливался во мне, я чувствовал, что злюсь, очень злюсь, когда смотрю на её лицо без очков с широко открытыми глазами, которые могут быть как мертвы, так и нет. Она не двигалась, меня это бесило, очень бесило то, что видел её такой, поэтому я взял другой шёлковый чулок, скрутил с ещё одним и обмотал шею, да так сильно, что они врезались в шею. И вот тогда я уже знал, что она больше дышать не будет».

Этот рассказ считается одним из самых полных описаний, сообщенных ДеСальво во время допросов летом 1965 г. Несложно догадаться почему — потому, что в нём очень мало деталей. Это криминальное эссе, если можно так выразиться, сплошь пересыпано оговорками вроде, «мне не хотелось бы об этом говорить», «вы же понимаете, что я хочу сказать», «мне тяжело об этом говорить» и т. п. Подобные «описания в свободном стиле» не принял бы ни один объективный суд в мире, потому что из сказанного картина преступления остаётся совершенно непонятной. В какой форме ДеСальво осуществил половой акт? Был этот половой акт законченным, т.е. имело ли место семяизвержение? Как именно использовалась бутылка из-под вина? Какой-либо другой предмет применялся в качестве сексуальной игрушки? И самый главный вопрос: что именно похитил ДеСальво из квартиры Нины Николс? Ведь мы помним, что эта женщина оказалась, пожалуй, самой обеспеченной из всех жертв, приписанных «Фантому». Следствие считало, что из её дома пропали некоторые вещи, в т.ч. дорогостоящая фотокамера, уж её-то сложно позабыть, это не колечко и не пара долларов… А ДеСальво всегда подчёркивал, что он — не вор и не грабитель, он — по другой части!

Автор должен признаться, что после первого прочтения признаний ДеСальво, испытал сильное разочарование. Даже в протоколах допросов убийц, датированных XIX столетием, мы находим больше деталей и натурализма в описаниях. Признательные показания практически всех сексуальных убийц, чья вина не может быть поставлена под сомнение, воспроизводить в открытой печати в полном объёме невозможно — это совершенно аморальный порнографический текст. А признания ДеСальво на их фоне выглядят просто-напросто безобидным школьным сочинением. Словно ученик старшей школы решил поупражняться в фантазиях на криминальную тему, понимаете? Это не признания убийцы!

Во время общения с Боттомли в июле — августе 1965 г Алберт ДеСальво допустил великое множество не просто оговорок или неточных высказываний, а утверждений заведомо противоречащих данным, полученным в ходе расследования. Можно насчитать до полусотни пунктов, по которым объяснения Алберта явно расходились с тем, что было известно правоохранительным органам.