Джозеф Кэмпбелл - Сила мифа [litres]

КЭМПБЕЛЛ: Антрополог Колин Тернбулл рассказывал по этому поводу интересную историю. Он отвез пигмея, который никогда не покидал джунгли, на вершину близлежащей горы. Они вышли из леса и оказались наверху, а внизу перед ними простиралась долина. Бедный малый ужасно испугался. У него не было никакого представления о перспективе, он не мог судить о расстоянии. Поэтому он решил, что животные, которые паслись далеко на равнине, на самом деле находились близко, но были очень маленькими, размером с муравья. Он был настолько ошеломлен и растерян, что убежал обратно в лес.

МОЙЕРС: География во многом определила нашу культуру и нашу религию. Бог пустыни и бог равнины – разные боги…

КЭМПБЕЛЛ:…и бог тропического леса, вернее, множество богов тропического леса. Когда вы находитесь посередине плоской пустыни, а над вами только небо, мир представляется одним целым, и у вас может быть одно божество, но в джунглях, где нет горизонта, и вы никогда ничего не увидите дальше, чем на десять метров вперед, идея о целостности мира никогда не придет вам в голову.

МОЙЕРС: Идея бога рождается из представлений об окружающей среде?

КЭМПБЕЛЛ: Да, разумеется.

МОЙЕРС: Окружающая среда определяет образ божества, которому они поклоняются. Они создают его в соответствии со своим пониманием окружающей среды и называют его богом.

КЭМПБЕЛЛ: Да. Культура всегда формирует представления о боге. Даже если миссионер распространяет свою идею о боге среди племени, образ этого бога изменится в соответствии с пониманием божественного, существующим в этом племени.

Есть интересная история об английском миссионере на Гавайях, который встретил жрицу богини Пеле. В принципе, каждая жрица Пеле считается частичной инкарнацией самой Пеле. То есть, говоря со жрицей, миссионер как бы разговаривал с богиней. И он сказал: «Я пришел, чтобы принести вам послание Бога». И жрица ответила: «О, вы говорите о своем боге, моя богиня – Пеле».

МОЙЕРС: Разве идея о том, что «Да не будет других богов, кроме Меня», не относится к древнееврейским представлениям?

КЭМПБЕЛЛ: Я больше нигде не сталкивался с таким.

МОЙЕРС: Почему только один Бог?

КЭМПБЕЛЛ: Этого я не понимаю. Я понимаю, почему жители пустыни предпочитают своих местных божеств другим. Вместе с почитанием определенного божества они заявляют о своей принадлежности определенному обществу, которое защищает вас. Общество всегда патриархально. Природа всегда матриархальна.

МОЙЕРС: Считаете ли вы, что религии, построенные на культе богини, возникли в связи с оседлым образом жизни, когда женщины стали играть ведущую роль в хозяйстве, в посеве, уборке урожая?

КЭМПБЕЛЛ: В этом нет никаких сомнений. Именно тогда женщина становится самым важным членом общества с точки зрения магической силы.

МОЙЕРС: Во времена охоты главным был мужчина…

КЭМПБЕЛЛ: Да, но потом сила передается женщине, потому что ей, как и матери-земле, принадлежит магия рождения и кормления. Ее магия – часть волшебства земли. В ранних традициях женщина является первым сеятелем. Лишь позже, когда в более развитых обществах был изобретен плуг, мужчина снова начинает играть ведущую роль в сельскохозяйственных обществах. Тогда в мифах возникает аналогия между процессом вспахивания земли плугом и половым актом.

МОЙЕРС: Таким образом, разные подходы к мифу зависели от того, что выдвигалось на первый план: животные, земля, небесные светила или человек.

КЭМПБЕЛЛ: Это зависит от символической системы, которая в определенный момент времени применялась в обществе для символизации, организации и передачи знаний о самих себе.

МОЙЕРС: В чем смысл этих систем?

КЭМПБЕЛЛ: Смысл зависит от условий жизни, в которых живет человек. Например, жизнь охотника связана с животным. Она зависит от его отношений с животным миром и его отношения к нему. И мифология будет обращена наружу, к внешнему миру, где есть животные. А мифология, связанная с выращиванием растений, посевом, «смертью» семян, так сказать, и появлением новых растений, будет обращена к внутреннему миру. В охотничьих культурах основным источником для мифотворчества были животные. Когда человек хочет обрести силу и знание, он идет в лес, постится и молится, а затем животное приходит к нему и учит его.

Для земледельца учителем становится мир растений. Он подчиняется тем же природным циклам, что и человек. И поэтому между ними устанавливается внутренняя духовная связь.

МОЙЕРС: Что происходит с мифическим образом, когда человек переходит от охоты к земледелию?

КЭМПБЕЛЛ: Происходит кардинальная трансформация не только мифов, но и самой психики. Видите ли, животное – это целостное существо, заключенное в некую оболочку. Когда вы убиваете животное, оно умирает – это конец для данного конкретного существа. Но в мире растений нет такого понятия, как целостное самодостаточное существо. Вы срываете плод, а на его месте через некоторое время появляется другой. Обрезая ветки деревьев, мы не наносим им вреда, а, напротив, помогаем им. В мире растений небытие сменяется бытием.

Другая идея, связанная с тропическим лесом, заключается в том, что гниение способствует жизни. Я видел великолепные леса красных деревьев с огромными пнями, оставшимися от огромных деревьев, которые были срублены десятилетия назад. Из них росли новые светло-зеленые ветви – дети того же дерева. Если отрезать ветку, вырастет другая. Но если у животного отрезать конечность, то новая уже не отрастет, только если это не особый вид ящериц.

Таким образом, в лесных и сельскохозяйственных культурах смерть ощущается не совсем как смерть, поскольку она является необходимым условием для возникновения новой жизни. Не существует отдельной части растения, только лишь одна из его частей. Иисус использует этот образ, говоря: «Я есмь лоза, а вы ветви». Этот образ виноградной лозы полностью отличается от образа отдельных животных. В земледельческом обществе растения выращивали, чтобы их съесть.

МОЙЕРС: На какие истории вдохновлял земледельцев их собственный опыт?

КЭМПБЕЛЛ: Основной мотив, появлявшийся в мифах, и особенно характерный для тихоокеанской традиции, был связан с возникновением растений из частей тела принесенного в жертву божества или из погребенного тела предка.

Мифы о растениях распространены и на американском континенте, там, где, как принято считать, были охотничьи угодья. Мифология Северной Америки дает очень красноречивый пример взаимодействия между охотничьими и сельскохозяйственными традициями. Индейцы в основном охотились, но они также выращивали кукурузу. Один из мифов индейцев племени алгонкинов рассказывает о происхождении кукурузы. У мальчика было видение: к нему подошел молодой человек с зелеными листьями на голове и предложил помериться силами в борьбе. Он выиграл поединок, но через некоторое время снова появился, снова бросил вызов и снова победил, затем опять пришел и так далее. Но когда он пришел в следующий раз, молодой человек сказал, что мальчик должен будет его убить, похоронить и следить за могилой. И мальчик послушался: он убил и похоронил прекрасного молодого человека. Спустя какое-то время он пришел на могилу и увидел, что на том месте, где был похоронен (или, скорее, посажен) молодой человек, выросла кукуруза.