Мария-Луиза Франц - Психэ и материя

В нормальных и обычных условиях архетип — это только интроспективно наблюдаемая форма априорной психической упорядоченности, но если с ним ассоциируется внешний синхронистичный процесс, этот процесс также совпадает с этим базовым шаблоном, т. е. тоже упорядочивается. Эта форма упорядоченности отличается от упорядоченности математических свойств натуральных чисел или неоднородностей в физике в том, что и то, и другое случается постоянно, а формы психической упорядоченности, совпадающие с внешними событиями — это акты творения во времени [237]. Они представляют творческие акты в пределах шаблона, который сам по себе существует изначально, но спорадически повторяется и не следует ни из каких причин [238]. Синхронистические события, таким образом, являются относительно редким и особым классом естественных событий, тогда как их случайность следует понимать частью как универсальный факт, существующий изначально, а частью как сумму бесчисленных индивидуальных актов творения, происходящих во времени [37]. Эти акты творения по сути своей непредсказуемы [239], и потому, по крайней мере, с точки зрения глубинной психологии, придают особый и непредсказуемый поворот [240]времени, нарушая непрерывность стрелы времени. Так психология с другого направления приближается к идее с reatio continua — к идее, которую также утверждают А. Уайтхед и М. Чапек, когда говорят о направленном творческом движении природы [38].

Недавно также утверждалось, что физические представления об информации идентичны феномену обращения энтропии [241]. Здесь психолог должен вставить несколько замечаний: мне не кажется убедительным, что информация eo ipso [242]тождественна с pouvoir d’organisation [243][39], которая отменяет энтропию. Я могу наблюдать беспорядок, ничего не делая с ним, если только не стимулирована эмоционально к наведению порядка [244], а эмоциональный стимул, изнутри побуждающий к установлению порядка [245], как легко может доказать психолог, происходит из пред-сознательно активировавшихся шаблонов умственного поведения, то есть, из архетипов. Только здесь, если это вообще возможно, мы можем столкнуться со случаями или источниками негэнтропии [246].

Прежде чем обсуждать проблему постижения подвидов, относительно редких и случайных явлений синхронистичных событий, мне кажется более важным или скорее более осуществимым обратиться к математическому подходу к более общему фактору: эквивалентности смысла между психическим и физическим процессом, когда наблюдатель получает возможность осознать tertium comparationis [247]. Вопрос стоит так: можем мы каким-либо образом измерить психологическое переживание «смысла»? [248]

Как заметил Юнг [40], до сих пор психологи лишь приблизительно определяли интенсивность реакций. Они пользовались для этого «функцией чувства», которая заменяет точные измерения в физике. Но «психическая интенсивность и степень ее выраженности указывает на количественный процесс. Тогда как психологические данные по сути своей качественны, они также обладают некой скрытой физической энергией». Если эти количества можно будет измерить, то масса и скорость окажутся вполне уместными концепциями для описания психики в той мере, в какой она проявляется во времени и пространстве. Похоже, что самые тесные связи психических процессов с материальными явлениями относятся к области метафизики. Но как нам подобраться к этой связи?

Мне кажется, что это невозможно при помощи существующих математических методов, поскольку наше использование численных элементов и их абстракций по природе своей чисто количественное и потому подходит для исследования смысла не лучше, чем черно-белый фильм для передачи цвета. Но это преимущественно количественное использование натуральных чисел — особенность западных представлений. В Китае числа редко используют таким образом, они прежде всего используются как качественные инструменты порядка. Согласно Гране ( Granet) [41], китайцы использовали числа не как количества, а как многозначные эмблемы или символы, служащие для выражения качества определенных совокупностей фактов и их внутренней иерархической упорядоченности. Числа, с их точки зрения, обладают описательной силой и потому служат как упорядочивающий факт для «des ensembles concrets qu’ils paraissent specifier par le seulfait qu’ils les situent dans le Temps et I’Espace» [42] (совокупности конкретных объектов, которые квалифицируются своим положением во времени и пространстве). В китайском мышлении существует эквивалентность между сущностью вещи и ее положением в пространстве-времени. Эта эквивалентность может быть выражена только числом [43], ведь числа характеризуют расположения, а не количества [249], но эти качественные расположения (вроде наших законов природы) также представляют «постоянные связи вещей» [44]. Более того, китайское мышление также больше заинтересовано в синхронистичности, а не в каузальности [250], т. е, они наблюдали совпадение событий в пространстве и времени, осознавая, что это не просто случайность. А именно, они обозначают особую взаимозависимость объективных событий среди них, как и субъективное (психическое) состояние наблюдателя или наблюдателей [45]. Юнг говорит:

«Как каузальность описывает последовательность событий, так и синхронистичность для китайского мышления связана с совпадением событий. Каузальная точка зрения рассказывает нам драматическую историю о том, как появилось D . Оно зародилось от С, которое существовало до D , а С , в свою очередь, отпрыск В и т. д. Синхронистичная точка зрения, с другой стороны, пытается произвести столь же осмысленную картину совпадений. Как случилось, что А’, В’, С’, D’ и т. д. появились одновременно в одном месте? Похоже, в первую очередь потому что физические события А’ и В’ того же качества, что и психические события С’ и D’ и более того, потому что они представители одной и той же моментальной ситуации [251]. Ситуация, как считается, представляет отчетливую или понятную картину».

Используя двоичные числа, но с учетом объясненной выше идеи, китайцы изобрели технику И-Цзин (Книга Перемен), чтобы посредством чисел постичь эквивалентность физической и психической систем. То, что Коста де Борегар говорит о современном физике-экспериментаторе, стоящем перед космосом, как игрок в кости, который в конечном счете получает эмпирическую информацию из того, что последовательные «броски кости» открывают ему о вселенной, законы которой по сути своей случайны [46], уже было известно китайцам, ведь они давно собирали информацию о синхронистичности при помощи такого «броска кости».