Дэвид Шапиро - Динамика характера. Саморегуляция при психопатологии

Кроме того, очевидно, что психоаналитические защитные механизмы в виде реактивных образований или отказа от деятельности — это, по существу, разновидности навязчиво-предусмотрительной или корректирующей установки. В приведенных примерах эта установка выражается в предусмотрительной или компенсаторной перепроверке: в одном случае — чтобы избежать тревоги, а в другом — чтобы полностью устранить тревогу, вызванную малейшей возможностью сделать что-то не так.

Когда проясняется характерологическая структура разных видов психопатологии, сразу проясняются связи и сходства состояний, приписываемых разным диагнозам. Это формальные связи, существующие между самыми общими установками и формами мышления и переживания, могут оказаться совершенно неочевидными в специфическом содержании симптома или описании защитных механизмов. Иногда эти формальные связи подтверждают или расширяют область общеизвестных связей, уже выявленных на разных уровнях психоанализом, однако при этом возникают и новые связи, и новые аспекты уже известных связей.

Интересным примером может послужить связь между состоянием навязчивой одержимости и паранойяльным состоянием. Навязчивая брезгливость или перфекционизм, при которых человек во всем находит какую-то мелочь или дефект с точки зрения объекта, привлекающего их внимание, никак не связаны с паранойяльной подозрительностью. Но с точки зрения когнитивной установки, а значит, и с точки зрения качества субъективного ощущения между этими двумя состояниями есть поразительное сходство. Напряженная целенаправленность каждой из них, узкая концентрация внимания на объекте интереса, освобождение его от контекста, а, следовательно, диспропорция в оценке его значения — все эти факторы не полностью идентичны, но явно очень близки. И, по существу, структурное сходство этих двух клинических случаев подтверждается, например, когда навязчивая тревожная озабоченность возможным попаданием в пищу грязи усиливается и развивается до тревоги, обусловленной возможностью отравиться.

Клиническим психологам давно известно, что тесная связь между этими двумя состояниями имеет простую эмпирическую основу. Серьезные нарушения, связанные с патологической навязчивостью, — это общеизвестный фон паранойи, и в некоторых случаях разница между этими двумя клиническими состояниями с трудом поддается диагнозу. Психоанализ выявил эту связь и теоретически объяснил ее наличие предполагаемой близостью соответствующих стадий фиксации и регрессии: в обоих случаях речь идет о регрессии на анальную стадию развития либидо и агрессивной конфликтности. Таким образом, психоаналитическая теория все же признала внутреннюю связь между двумя состояниями, хотя на очень шаткой основе. С другой стороны, защитные механизмы, считавшиеся характерными для каждого из этих состояний, уже упоминавшиеся мной в отношении навязчивой одержимости, и механизм проекции при паранойе не дают ни малейших оснований предполагать какую-либо связь между этими состояниями или связь между двумя типами характера. Причина тому хорошо понятна. Эти защитные механизмы считаются не характерными признаками одержимо-навязчивой и паранойяльной личности, а скорее более или менее элементарными психическими структурами, существенно меньше связанными (если такая связь вообще существует) с характером человека, у которого они выявлены.

К примеру, защитный механизм проекции вообще считался элементарным мыслительным процессом. Но рассмотрение процессов мышления и включенных в этот механизм установок проясняет и его собственное функционирование, и его тесную связь с динамикой, характерной для навязчивой одержимости. Можно лишь вообразить менее стабильное, а значит, более ригидное превращение самоосознанного самоконтроля у некоторых типов одержимо-навязчивой личности в паранойяльную защитную подозрительность. Озабоченность одержимо-навязчивой личности самоконтролем, своими сверхнапряженными усилиями, с целью предотвратить или исправить любой изъян в самоконтроле (как при включении защитных механизмов реактивного образования или прекращения действия), постоянной борьбой с самим собой и своей озабоченностью проявлением слабоволия или уступчивости по отношению к самому себе — все эти факторы в случае паранойи превращаются в защитную мобилизацию, не позволяющую уступить внешней агрессии, которая стремится сломить или ослабить эту волевую защиту. Именно такая защитная мобилизация с ее предвзятой тревожностью в итоге приводит к «проективным» искажениям реальности. Это относительно простая, хотя явно очень значительная трансформация структуры позволяет выявить существенные различия в содержании симптомов и защитных процессов.

Похожую связь можно найти и в других разновидностях психопатологии. Например, существует близкое сходство в общем стиле и субъективном переживании между разными типами пассивных и импульсивных личностей, а также между ними и очень эмоциональной истерической личностью. Всем этим состояниям присуща ситуативная реактивность и субъективное ощущение ослабленной намеренности действия («Я не смог с этим справиться», «Я не знаю, почему я так поступил», «Я ничего не могу поделать со своими эмоциями»), В данном случае тоже не слишком большая разница, скажем, в образе мышления или в степени ситуативности реакции может привести к существенной разнице в симптоматике: в одном случае — крайне изменчивое эмоциональное состояние, в другом — безрассудные поступки. Кроме того, интересна связь между вынужденной (driven) спонтанностью гипоманиакального состояния и внутренним побуждением (drivenness) навязчивой личности, с одной стороны, и импульсивностью психопата — с другой. Обе эти связи отмечались отдельно и обсуждались в клинической — прежде всего в психоаналитической — литературе, как, например, связь между истерической личностью и психопатом, но при этом отсутствовал формальный анализ, необходимый для прояснения этой связи.

Если бы можно было представить сознание без структуры, без организующей и регулирующей системы, сознание, которое было бы совершенно пассивным в своей реакции на внешние обстоятельства и чрезвычайно гибким в своем восприятии этих обстоятельств, то можно было бы изучить виды патологии, которые были бы настолько разными, насколько различались бы патогенные условия. Но если мы с самого начала предполагаем наличие организующей и регулирующей системы, то отсюда следует, что независимо от разнообразия патогенных условий принципиально не может быть неограниченного разнообразия патологии. Развитие психопатологии, так сказать, будет ограничено основными направлениями, которые определяются направлениями развития дефектов структуры сознания. Не стоит сомневаться, что клиническая практика это подтвердит. Разумеется, количество индивидуальных вариаций является бесконечным. Но при этом, видимо, останется относительно небольшое количество фундаментальных форм психопатологии, причем в этих формах будет гораздо больше общего, чем часто предполагается исходя из их симптомов, которые могут иметь самую разнообразную форму.