Павел Симонов - Метод К.С. Станиславского и физиология эмоций

Допустим, что актеру удалось зажить чувствами изображаемого лица. Как же сохранить эти чувства, как обеспечить их повторное воспроизведение на каждом спектакле? Станиславский указывает, что непосредственное воспроизведение однажды пережитых эмоций возможно только теоретически и представляет исключительно редкое явление. Не «воскрешение» пережитых чувств, а повторное создание почвы для сценических переживаний — вот к чему должен стремиться актер на каждом спектакле. Воспроизведение правильных физических действий составляет основу приготовления почвы, причем сами физические действия, удачные мизансцены, оперирование реальными и воображаемыми предметами по закону временной связи способны воскресить пережитые ранее чувства. Если этого не произошло, необходимо прибегнуть к приспособлениям, к введению новых «если бы» и предлагаемых обстоятельств. Новизна вымысла, неожиданность используемых приспособлений явятся мощными «катализаторами» эмоциональных реакций. Метод Станиславского требует от артиста творческого отношения каждому спектаклю, к каждому выходу на сцену.

Возникновение сценического переживания не только делает внешнее выражение эмоций богаче, полнее, значительнее, но мобилизует те механизмы, которые принадлежат сфере интуитивных действий, не получающих отчетливого отражения во второй сигнальной системе. Благодаря этим механизмам творчество актера обогащается находками, которые нельзя было бы получить чисто логическим путем.

Если метод физических действий обладает неизмеримо большей надежностью и эффективностью, чем известные нам до сих пор приемы самовнушения, то, с другой стороны, он выгодна отличается от гипноза. Именно потому, что в процессе сценического переживания актер сам создает зону автораппорта, он сохраняет постоянный и полный контроль над непроизвольными механизмами. Пользуясь методом физических действий, актер поистине держит в руках степень переключения сценического и жизненного значения окружающих его объектов. Находясь в образе, он все время критически оценивает свое поведение и на фоне возникшего переживания в полной мере использует профессиональное мастерство, навыки, опыт, внешние выразительные средства. Мы хотим особо подчеркнуть это обстоятельство в связи с распространенными в западном театроведении тенденциями рассматривать актерское творчество как процесс выявления «подсознания» , как игру «глубинных мотиваций» и «неосознанных влечений» .

Творческий метод К.С. Станиславского никогда не уступает актера стихии слепой интуиции. Он знаменует торжество «осознанной жизнедеятельности» .

Неврозы представляют собой особую группу патологических состояний высшей нервной деятельности человека, существенно отличаясь от всех остальных проявлений психопатологии. Нашими современными представлениями о патофизиологических основах невроза мы в огромной мере обязаны школе И.П. Павлова. Именно павловские концепции об основных свойствах нервных процессов возбуждения и торможения, о соотношении коры больших полушарий и подкорковых образований головного мозга, о взаимодействии первой и второй сигнальных систем подвели прочную теоретическую базу под клиническую классификацию неврозов с выделением трех главнейших их разновидностей: истерии, неврастении и психастении.

И.П. Павлов подошел к анализу невротических состояний человека во всеоружии фактов, накопленных его школой при изучении экспериментальных неврозов у животных. Многочисленными сотрудниками Павлова, среди которых первым следует назвать имя М.К. Петровой, были разработаны приемы искусственного вызывания функциональной патологии условно-рефлекторной деятельности. Мы не будем останавливаться на описании этих приемов, равно как и на результатах их применения, потому что и то и другое достаточно полно отражено в широко известных обзорах и монографиях. Напомним только, что в классических методиках получения экспериментальных неврозов использовались главным образом условные раздражители, получавшие сигнальное значение только в обстановке эксперимента.

Со временем стало ясно, что в деле получения невротических состояний значительно более эффективно применение натуральных условных и безусловных разнородных раздражителей. Так, по свидетельству Д.И. Миминошвили (1959), приемы, вызывающие невроз у собак (столкновение положительного и отрицательного раздражителей, переделка их сигнального значения, продление действия тормозного раздражителя и т. д.), не дают невротического состояния у обезьян. Последнее удается получить столкновением натуральных условных рефлексов: пищевого или полового с оборонительным (X.М. Марков, 1959).

Мессерман и Печтел (J. MasSerman, С. Pechtel, 1953) вызывали невроз у обезьян, подкладывая им в кормушку игрушечную змею.

Первым сообщением о последствиях столкновения пищевого и оборонительного рефлексов явилась работа В.Я. Кряжева (1945), который наносил болевое раздражение электрическим током в момент, когда собака прикасалась к пище. При чтении статьи В.Я. Кряжева возникает вопрос: не имела ли здесь места простая переделка пищевого рефлекса в условный оборонительный? Заметим, что именно к такому выводу пришла В. Новакова (1961), в опытах которой «сшибка» рефлексов по методике Кряжева вызывала кратковременное (не более суток) нарушение условно-рефлекторной деятельности. Однако длительное и стойкое изменение общего поведения собак (у двух из них наблюдалось резкое угнетение, у одной — возбуждение), исхудание, серьезные нарушения высшей нервной деятельности позволили В.Я. Кряжеву трактовать состояние своих подопытных животных как экспериментальный невроз. Если бы мы имели дело с обычной переделкой сигнального значения раздражителя, собаки должны были бы отказываться от пищи только, в той ситуации, которая стала сигналом болевого раздражения. Состояние же этих собак характеризовалось возникновением стойкой оборонительной доминанты, наложившей отпечаток на все проявления нервной деятельности животного. Даже слабое раздражение током давало у них сильную и длительную оборонительную реакцию. Условные оборонительные рефлексы (на совершенно новые, не связанные с пищей раздражители) возникали очень легко после одного сочетания и долго не затухали. Напротив, в ответ на пищевые условные сигналы (опять-таки не связанные с обстановкой «сшибки» ) наблюдались жевательные движения без подхода к кормушке и попыток взять пищу. Таким образом, столкновение пищевого рефлекса с оборонительным повлекло за собой не выработку нового условного рефлекса, а сложное состояние доминантного характера, изменившее весь облик поведения животного. По данным Мела (G. Mahl, 1953), не бурная оборонительная реакция собаки на электрический ток, а стойкое состояние хронического страха вызывает глубокие изменения функций внутренних органов.