Тара Брах - Радикальное принятие. Как исцелить психологическую травму и посмотреть на свою жизнь взглядом Будды

В середине 1970-х я работала активистом по защите прав квартиросъемщиков с бедными семьями в Ворчестере, Массачусетсе. Создавая союзы жильцов, мы пытались оказывать давление на арендодателей, чтобы те гарантировали справедливую квартплату и достойные условия жизни. Один их таких союзов был организован из семей, которые снимали жилье у самого известного короля трущоб в городе. Глава союза, Дениз, была волевой женщиной со своим мнением. Она упорно трудилась, чтобы заставить группу работать: выступить против резкого повышения арендной платы, которую никто не мог себе позволить.

За многие месяцы, которые потребовались для организации этого союза, я подружилась с Дениз и ее семьей. Я приходила к ним на ужин, играла с детьми и участвовала в их борьбе. Их жилье несколько раз разрушали, и совершенно невозможно было избавиться от крыс и тараканов. Старший сын Дениз сидел в тюрьме, другой был наркоманом. Ее новый муж был безработным, и они погрязли в долгах. Чем накормить, во что одеть своих младших детей и как сохранить тепло – это были вызовы, с которыми она регулярно сталкивалась. Я восхищалась готовностью Дениз тратить столько усилий на роль лидера союза, в то время как у нее было такое множество проблем дома.

За два дня до того, как мы собирались начать забастовку квартиросъемщиков, которую координировала Дениз, я нашла под своей дверью записку от нее. Там говорилось, что она уходит из союза. Я была удивлена и разочарована, но догадывалась, что случилось. Арендодатели часто перетягивали лидеров союзов на свою сторону, чтобы разрушить организацию. Как выяснилось, Дениз купили тем, что разрешили временно не платить квартплату и дали работу с частичной занятостью ее сыну.

Другие жильцы чувствовали, что их предали. Дениз оказалась «двуличной» и «бесхребетной», говорили они. Когда они сталкивались с ней на улице, то переходили на другую сторону дороги.

Они не разрешали свои детям играть с ее детьми. Она стала чужаком, одним из «них». В прошлом, когда главы профсоюзов продавались арендодателям, я испытывала такие же чувства. Они мешали нашему прогрессу.

С Дениз все было по-другому. Я понимала, как отчаянно она пыталась помочь своей семье. Я видела, что она так же, как и я, чувствует беспокойство и хочет любви. Поэт Лонгфелло пишет: «Если бы мы могли прочитать тайную историю наших врагов, мы бы обнаружили, что в жизни каждого человека достаточно печали и страдания, чтобы обезоружить нашу враждебность». Я прочитала достаточно тайной истории Дениз, чтобы она стала для меня настоящей; она была мне небезразлична.

С другой стороны, хотя я могла по-доброму относиться к Дениз, несмотря на ее действия, я определенно не чувствовала того же по отношению к арендодателям. В моей классификации они проходили как «плохие парни». Несколько лет спустя мне представилась прекрасная возможность встретиться с представителями этой категории и более пристально взглянуть на них. Один мой друг знал президента крупной корпорации, который хотел запустить программу по работе с осознанностью для своих сотрудников. Мой товарищ попросил меня обсудить с этим человеком программу за обедом. Этот управляющий точно вписывался в мой стереотип богатого белого человека. Он находился в центре получившего широкую огласку коллективного иска за систематический отказ предоставлять женщинам такие же возможности для карьерного роста, как мужчинам. Особенно очевидной была дискриминация афро-американок. Я согласилась поговорить с ним, но, думая о предстоящей встрече, испытывала дискомфорт. Я ожидала, что мы окажемся с совершенно разных и враждебных друг другу планет.

Вблизи, однако, он оказался довольно человечным и настоящим. Он немного бахвалился и, очевидно, хотел понравиться. Его мать несколько недель назад перенесла операцию по тройному шунтированию. У его старшего сына был юношеский диабет. По выходным его жена жаловалась, что он недостаточно времени уделяет детям. Он обожал детей и хотел с ними играть, но срочные звонки заставляли его отрываться от их совместных развлечений – игры в пинг-понг, барбекю или кино. Он спрашивал: «Может ли осознанность помочь мне расслабиться, если, куда бы я ни повернулся, везде лишь еще одно требование?» Не важно, что мы, вероятно, расходились в большинстве политических и социальных вопросов. Он мне нравился, и я хотела, чтобы он был счастлив.

Даже когда нам кто-то не нравится, если мы увидим уязвимость этих людей, это откроет наше сердце для них. Мы можем голосовать против этих людей на выборах, мы, наверное, никогда не пригласим их в свой дом, мы даже можем считать, что их следует посадить в тюрьму, чтобы защитить других. Но все же наши привычные чувства приязни и неприязни не должны пересиливать наше понимание того, что они – точно так же, как и мы, – страдают и хотят быть счастливы. Когда мы видим, кто действительно находится перед нами, мы не хотим, чтобы эти люди страдали. Наш круг сочувствия естественным образом расширяется, чтобы включить и их.

Одно из самых удивительных качеств, которое я заметила в Далай-ламе, это его равное отношение ко всем. На одной фотографии он с любовью обнимает Джесси Хелмс, на другой – бедного тибетского беженца. Когда Далай-лама говорит: «Моя религия – доброта», он выражает свое обязательство жить с открытым и безусловно любящим сердцем. Доброта – одна из граней драгоценности сочувствия. Когда мы вспоминаем, что связаны с каждым существом, которое встречаем в своей жизни, в нас возникает желание помогать. Каждый человек драгоценен, каждый человек хрупок, каждый важен.

На похоронах любимого раввина молодой человек, который только недавно начал заниматься с ним, обратился к тому, кто был его учеником десятки лет. «Что было самым важным для нашего учителя?» – спросил он. Другой ученик ответил с улыбкой: «Тот, с кем он был в этот момент». Как и Далай-лама, тот раввин отдавал свое время и энергию не только тем, у кого были деньги и власть, не только своей семье или ближайшим ученикам. Он направлял все свое внимание на того, с кем был в данный момент, и дарил этому человеку дар – полностью сочувственное и пробужденное сердце.

Даже если мы не отталкиваем других с гневом или ненавистью, мы легко не обращаем внимания на людей и бессознательно сдерживаем выражение своей доброты. Наиболее наглядно это проявляется по отношению к тем, кого в буддийской практике сочувствия описывают как «нейтральных» людей – тех, кто не вызывает ни отрицательной, ни положительной реакции. Это может быть почтальон, жена друга, дальний родственник. Когда я учу практикам сочувствия, я иногда прошу учеников выбрать кого-то, кого они регулярно видят, но с кем не связаны личными отношениями. Когда они вспоминают такого человека, я прошу их поразмышлять: «Что ему или ей надо? Чего этот человек боится? Какая у него жизнь?»