Тара Брах - Радикальное принятие. Как исцелить психологическую травму и посмотреть на свою жизнь взглядом Будды

Для того чтобы увидеть изначальную чистоту других, нам нужно увидеть ее в себе. Даже когда нам стыдно, когда мы подавлены, когда чувствуем обиду или неуверенность, мы не отказываемся от самих себя. В традиционных буддийских учениях есть формальные медитации, направленные на то, чтобы освободить нас от транса и воссоединить с чистотой и любящим осознаванием, нашей истинной природой.

Они часто начинаются с прощения, так как оно ослабляет броню обиды и вины, которые окружают наше сердце и не дают нам почувствовать чистоту в себе и других. Эти практики любящей доброты пробуждают любовь – цветок нашей чистоты.

Радикальное принятие, которое применяется в этих практиках, зависит от силы веры. Наш транс неполноценности говорит нам, что с нами что-то не так, но мы осмеливаемся отпустить эти мысли и начинаем верить в возможность чистоты. Наше тело может быть переполнено болезненными эмоциями, но вместо того, чтобы убегать прочь, мы вверяем себя исцеляющей силе сочувственного осознавания. Возможно, мы защищали себя, закрыв сердце, но теперь ради обретения любви мы отказываемся исключать из него и других, и самих себя. Когда мы готовы кардинально измениться, наша вера получает подтверждение, так как под слоями заблуждений мы обнаруживаем чистоту и любовь, которые были всегда.

На нашей следующей встрече Эми вывалила на меня длинный перечень своих личных неудач. Она была несостоятельной матерью. Плохой женой. Везде – на работе, дома – она была неуклюжей и не справлялась с обязанностями. Она отчетливо осознавала, как они с четырнадцатилетней дочерью Селией отдалились друг от друга. Они редко говорили по-настоящему, и Эми мало знала о том, что Селия думает или чувствует. И неудивительно, что Дон связался с другой женщиной. Кто захочет хранить верность такой стервозной и эгоистичной женщине, как Эми? Она всегда критиковала его за то, какой он неаккуратный, за то, как он планировал их отпуск, за то, как вел машину. Один конкретный эпизод стоял у нее перед глазами. Однажды, в прошлом году, они лежали вместе в постели, и Дон стал рассказывать ей о своем споре с начальником. Эми сердито прервала его: «Хорошо, просто скажи это. Ты уничтожил все шансы на повышение? Ты все испортил?» Дон вылез из постели и несколько мгновений стоял в темноте. «Нет, Эми», – кратко ответил он и вышел из комнаты. В постель он той ночью не вернулся, как и следующей. Рассказав мне все это, Эми откинулась назад и посмотрела на пол. Усталым голосом она сказала: «Я не знаю, на кого больше злюсь… на Дона или на себя».

Направлены ли наши гнев и обида на другого или на самих себя, результат один и тот же – так мы прячем более глубокую боль своих обид и стыда. И до тех пор, пока мы уклоняемся от этих чувств, мы остаемся в ловушке своей брони, неспособные любить себя и других.

Находиться в неведении – значит игнорировать истину о том, что мы все связаны друг с другом и с жизнью.

Как мы уже много раз видели, путь на волю начинается с радикального принятия нашей боли. Когда мы отпускаем свои истории про вину и позволяем себе непосредственно пережить ощущения стыда и страха в нашем теле, мы начинаем относиться к себе с сочувствием. И вместо того, чтобы жить, реагируя на события в прошлом, вместо того, чтобы считать себя злым человеком, человеком, которого предали, плохим человеком, мы становимся свободными и готовы встретить настоящий момент с мудростью и добротой. Это суть прощения. Злимся ли мы на себя или других, мы прощаем, отпуская обвинения и открываясь боли, которую так старались оттолкнуть.

Но когда мы глубоко внутри настроены против себя, прощение может казаться невозможным. Так было в случае Мариан, с ее чувством вины из-за сексуального насилия в отношении Кристи. Когда мы чувствуем, что стали причиной огромного страдания, мы не можем отнестись с сочувствием к самим себе. Я спросила Эми: «Как ты думаешь, ты смогла бы простить себя за то, что была такой критичной, за то, что совершила все эти ошибки?» Я мягко продолжила: «Есть что-то еще, что не дает тебе простить себя, Эми?»

С некоторой горечью она ответила: «Почему я должна прощать себя? Это не поможет тем, кого я уже ранила. Я уже разрушила свою семью. Слишком поздно». Но я знала, что часть Эми отчаянно хочет снять петлю ненависти к себе со своей шеи. Я спросила: «Что произойдет, если ты хоть на краткий миг отложишь в сторону историю о том, что ты плохая?» Она сказала, что не знает, но готова попробовать.

Когда под моим руководством Эми направила свое внимание на ощущения в теле, она сказала, что ей кажется, будто она падает в огромную дыру стыда, тонет в болоте неполноценности. Почти сразу в ее уме всплыло давнее воспоминание. Эми увидела, как она работает дома и как ее раздражает постоянное нытье Селии. Она буквально затащила дочь за руку в их рабочий кабинет и, включив телевизор, запретила покидать комнату. Она оставила Селию запертой на два часа, игнорируя периодические крики дочери о том, чтобы ее выпустили. Рассказав мне это, Эми спросила: «Тара, как я могу простить себя за такое обращение с собственным ребенком? Мне так стыдно».

Вместо того чтобы пытаться простить себя, я предложила Эми отправить послание о прощении своему стыду. «Можешь ли ты простить свой стыд за то, что он существует»? – спросила я. Эми кивнула, а потом прошептала: «Я прощаю этот стыд… Я прощаю этот стыд». Довольно долго она хранила молчание, и я спросила ее, что происходит. «Ну, – начала она медленно, – это больше не воспринимается как стыд. Теперь это больше похоже на страх». Я сказала ей, что она может поступить со страхом так же, позволить ему быть, почувствовать его и предложить ему прощение. Через несколько минут Эми сказала: «Я знаю, чего боюсь. Что я никогда не буду ни с кем близка. Я всех отталкиваю от себя. Я не хочу, чтобы кто-нибудь увидел, какая я на самом деле». Эми в слезах закрыла лицо руками. Я мягко предложила ей простить и это тоже, этот страх и эту горечь. Я сказала ей, что она просто может сказать: «Прощаю, прощаю», если захочет. Обняв свои колени и раскачиваясь вперед и назад, Эми простила и открылась той боли, которая была погребена под всеми ее обидами. «Было так много мгновений, когда я могла быть любящей, но не была… С Селией, с Доном, с друзьями».

Не важно, что возникает – обжигающая ярость, грызущая тоска, жестокие мысли или крайнее отчаяние, – предлагая свое прощение каждому чувству, мы позволяем своей внутренней жизни быть такой, какая она есть. Вместо того чтобы прощать «я», мы прощаем переживание, с которым себя отождествляем. Сопротивление ожесточает наше сердце и заставляет тело сжиматься. Когда же мы говорим «я прощаю это», мы создаем теплоту и мягкость, которые позволят нашим эмоциям раскрыться и измениться.