Мария-Луиза Франц - Архетипическое измерение психики

В свете общемировой характеристики сказок, добро и зло не так диаметрально противоположны, как в нашем сознательном отношении; как в T’ai-chi-t’u даосов, семя добра, в данном случае Дочь Дьявола, присутствует во тьме, так же, как есть скрытое присутствие зла в пределах добра (в правящем Короле, например). В отличие от мягкого сердца великана в упомянутой выше истории, Дочь Дьявола, олицетворение добра в аду, оказывается не только сильной, но, в конечном счете, более сильной, чем ее отец. Она — великая волшебница, как она показывает в своих трансформациях во время ее полета с Принцем, ее можно сравнить с такими фигурами, как Изида, Нейт, Селена, Геката, Артемида или Кора; или с волшебной богиней поздней античности, к которой взывают на папирусе: «Трехголовая, ночная, поедающая экскременты дева, Персефона держатель ключей, Кора преисподней, Горгоно-глазая, ужасная тьма» [94] Cf. К. Preisen danz, Papyri Graecae magicae (Leipzig, 1928), p. 119 (Prayer to Hecate). . Или в другой молитве: «Сияющая ночью, священная ночная, ты создала все, что является космическим, скиталица в горах, под землей, вечная тьма!» [95] Там же, p. 149 (Prayer to Selene). Она также используется как «коварный подчинитель всего» [96] Там же, p. 157. или как «всеобъемлющая Мать природы», «четырехликая»: «Ты начинаешь и заканчиваешься, только ты одна властвуешь над всем, все имеет в себе источник, и в тебя все возвращается в конце» [97] Там же, p. 163 (Prayer to Selene). . В своей кульминации Ян превращается в женский Инь, который спасает будущего короля и, в виде белого боевого коня солнца, возвращает его к свету. Конь — Пегас как паранателлон (в древней астрономии и современной астрологии: звезда или созвездие, которое восходит одновременно с другим. Прим. пер. ) эпохи Водолея — возникает как положительная инстинктивная сила бессознательного, которая спасает христианское начало, и делает возможным дальнейшее развитие.

Задания, которые дьявол дает принцу, заслуживают нашего внимания. Все они являются очевидными задачами культуры. Какая сверхъестественная проницательность: в нашем прежнем эоне сказка объявляет адаптацию природы работой дьявола. Но не может вынести насмешки церкви, созданной в аду. Тьма не может ее завершить. В силу этого образа мы, возможно, надеемся, что тоталитарные организации нашего антихристианского века рухнут в песок, из которого они были построены, ибо как может выдержать что-либо, что может быть выстроено людьми, редуцированными до уровня бесполезных частиц массы? Но неудача провоцирует злую силу извергаться во всей ее разрушительной ярости. Влюбленная пара движется к «волшебному полету», смысл которого нам уже известен, а затем к другой форме полета — так называемый полет трансформации. Четыре раза — число четыре указывает на внутреннюю цельность — они преобразуются; каждый раз женщина является защитным сосудом вокруг мужского зародыша, vir а femina circumdatusl [98] Cf. C.G. Jung, Psychology and Religion, cw 11 (1958). (Иер. 31:22). Значение первой трансформации ясно: священник, который находится наедине со своей невестой, с Церковью. Из-за своего культурного аспекта это превращение представляется наименее эффектным. Второе превращение более глубоко проникает в природу: дух в форме золотой души или солнечной птицы [99] Cf. C.G. Jung, Vonden Wurzeln des Bewufitseins (Zurich: Rascher, 1954), chap. 12. , поет в ветвях материнского дерева. Затем идет перепел, поющий, пока бегает туда-сюда на рисовом поле, образе плодородной Матери-Земли. Раньше считалось, что слово Wachtel («перепел») происходит от санскритского vartika (или vartaka ) [100] Cf. A. de Gubernatis, Die Thiere in der indogermanischen Mythologie (Animals in Indo-Germanic Mythology) (Leipzig, 1874), p. 550. , что означает «Живой, быстрый, бдительный». В последние годы этот вывод подвергся сомнению, и было высказано предположение, что это имя является имитацией птичьего крика. Этот крик был истолкован очень многими способами: как «Fürchte Gott, Fürchte Gott» (бойтесь Бога, бойтесь Бога), как «замочил мои ноги», «замочил ноги» и т. д. В классической древности луна, как полагали, держала перепела в бодрствовании: она блуждала за криком, и из крика крестьяне узнавали прогнозы погоды или цены на пшеницу в следующем году. Он был священным для Лето и для Леды, которую, согласно некоторым легендам, посещал не лебедь, а перепел во время ее отношений с Зевсом. В других рассказах он была священным для Геракла, который через запах перепелки восстановил жизнь, которую Тифон отнял у него [101] Там же, p. 548. . Эти древние рассказы значительны, поскольку перепелка связана с женским принципом, а Лето Мать-богиня, как и в нашей сказке, это женский принцип, который спасает героя. И в легенде о Геракле перепелка помогает герою, которого убил злой источник , воскреснуть из мертвых, так же, как здесь герой избегает убийства, принимая форму перепела. Он как бы спасен, становясь существом на службе женского принципа природы или в психологических терминах, переставая проявлять мужскую власть или суждение и подчиняя себя интуитивному доверию своей бессознательной психике, которая у мужчины имеет заметно женственные характеристики.

Рисовое поле, очевидно, является образцом плодородной Матери-Земли; в Трансильвании рис часто заменяет просо, используемое в магии фертильности. Люди, боящиеся злых духов и демонов, бросают рис; Дьяволы убегают, потому что иначе они будут обязаны считать зерна.

В последней трансформации Дочь Дьявола превращается в пруд, полный чистого, белого, материнского молока, которое часто используется в сказках как средство для отталкивания дьяволов, поскольку оно представляет собой сущность чистоты. В древности молоко использовалось особенно в жертвоприношениях для мертвых, чтобы успокоить гнев хтонических сил. Молочные подношения, в отличие от вина, рассматривались как νηϕαλια, «трезвые подношения», а молоко выпивалось теми, кто достиг духовного возрождения в тайных обрядах [102] Cf. K. Weiss, «Die Milchim Kultus der Griechen und Römer» (Milk in the Cult of the Greeks and Romans), in Religionsgeschichtliche Versuche und Vorarbeiten (Giessen, 1914). .

Утка, в которую дочь Дьявола превращает принца, — это животное, способное двигаться во всех трех мирах и, следовательно, в индийском представлении — символ, по преимуществу, души. Это также образ солнца, который в виде золотой утки плывет в небесном пруду [103] Cf. A. De Gubernatis, Die Thiere in der indogermanischen Mythologie , pp. 574 ff. . В легендах и сказках она часто появляется как птица нареченной невесты или как форма, принимаемая заколдованными людьми. Если мы попытаемся собрать все эти аспекты вместе, то утка символизирует психическое существо, которое, с одной стороны, представляет собой принцип сознания (солнца), но, с другой стороны, в нем доминирует феминность (пруд и т. д.). Другими словами, это зарождающий принцип сознания, целиком посвященный служению бессознательному. В ряде мифов о сотворении, создатель требует земли со дна моря, прежде чем он сможет начать создавать вселенную. Он посылает много животных на ее поиски, но только утка может нырнуть достаточно глубоко. Она приносит землю в клюве, и из нее творец создает мир. Здесь снова утка представляет собой зарождающий импульс к сознанию, который послушно служит творческим процессам психики, стремящимся создать новое и более широкое поле сознания. Превратив Принца в утку, которая должна держать голову спрятанной, Дочь Дьявола предупреждает его не служить логосу. Та же идея выражается в предписании Дочери Дьявола, чтобы не высовывать голову из молока. Он становится как бы всей душой, полным выражением его психики. И, возможно, именно с этой целью природа первоначально придумала человеческое сознание, а не для того, чтобы оно могло разрушить душу своими принципами, суждениями и технологиями, но для того, чтобы оно стало инструментом выражения и исполнения души. Утка, говорит Дочь Дьявола, должна плавать только в середине. Другими словами, он должен оставаться в центре мандалы, то есть в Самости, как можно ближе к Богу. Только эта психическая середина сильнее принципов оппозиции. «Бог — это круг, центр которого повсюду, и окружность которого нигде не существует», — говорит старая герметическая максима, которую отцы Церкви, алхимики и средневековые мистики не уставали цитировать [104] Cf. C.G. Jung, Mysterium Coniunctionis , cw 14, p. 47, para. 41. . Как Иов, герой должен цепляться за семя божественной целостности, чтобы избежать Разрушения Богом [105] Cf. C.G. Jung, «Answer to Job», in cw 11. . Этот совет дается ему фигурой анимы. Подобным же образом герой, спасающийся от Och , лесного царя, скрыт как зерно пшеницы под ногами анимы и так спасен. Существует параллельная христианская концепция, а именно понятие о том, что верующий входит в рану со стороны Христа и там скрывается, избежав Злого. « О bone Jesu, exaudí те », говорит молитва «Anima Christi», «intra tua vulnera absconde me, ne permitías me separan a te, ab koste maligno defende те». Пшивара ((Przywara) Эрих (1889–1972) — польск. католич. теолог и религиозный философ. Прим, пер. ) сравнивает это вхождение верующего в тело Христа с зерном пшеницы, которая падает на землю, чтобы снова подняться тысячекратно [106] E. Przywara, S.J., Deus semper maior: Theologie der Exerzitien (Freiburgi. Вr., 1938), vol. 1. . Как показал Юнг в своем подробном толковании этого комплекса идей, это вход во что-то материнское [107] Сf. Jung, ETH Lectures , 1939–1941, pp. 64ff. (privately printed). . Поскольку сознание западного человека определенно активное и мужское, его бессознательная сторона, когда она проявляется, показывает женские черты. Дьявол — это мужской принцип, который хочет заманить его обратно к его прежней позиции [108] Там же, р. 69. . Христианский верующий входит в материнскую рану сына светящейся половины Бога, в то время как (компенсационный) сказочный Принц входит в «имеющую человеческое сердце» Дочь Дьявола; то есть темную половину божества [109] Что касается бога отца, пытающегося овладеть собственной дочерью, ср. замечания Юнга о Вотане и Брунгильде в «Символах трансформации». Предательство Брунгильдой Вотана, т. е. ее любовь к Зигмунду, составляет точную параллель с рассказом о принце и дочери дьявола. . Это ставит еще более сильный акцент на тенденцию полагаться на чистый Эрос. Образ выражает радикальную реализацию духовного отношения, зародившегося в средневековом мистицизме: следуйте только за своим чувством и своей душой, не оглядываясь так много на внешнее.