Мария-Луиза Франц - Космогонические мифы

Так что еще существует психологическая география, и до сих пор как будто определенные сочетания пейзажа формируют также и наше внутреннее психическое настроение. Есть подходящие места для определенных дел, фантазий или идей. В первобытной мифологии это видно в еще большей степени. Если вы читаете названия на карте территории первобытного племени, то на самом деле у вас есть карта их коллективного бессознательного: место, где положительный Бог проявляет себя, где зло вырывается наружу, где зачинаются дети. Если вы посмотрите на символизм названий, все коллективное бессознательное окажется идентичным с географической местностью, в которой живет племя. Это показывает, что внешнее окружение живого существа служат катализатором проекции определенного бессознательного содержания. Мы рождаемся со всеми этими унаследованными архетипическими паттернами представления, и, когда мы попадаем в соответствующую ситуацию или пейзаж, это действует как стимул, и архетипическое содержание проецирует себя на это место. Вот, наверное, почему во многих примитивных космогониях есть этой странная связь, когда боги становится скалами, островами или холмами, или места, где одна река впадает в другую. Там Бог «приземляется» в реальность.

У современных же людей, когда что-то приближается к сознательному восприятию через проекцию либо непосредственно, сны, как правило, показывают, как что-то где-нибудь спускается на землю. Я помню, что когда-то видела сон, который забавлял меня бесконечно. Мне приснилось, что архангел Михаил приземлился в Швейцарии на холме, недалеко от Берна, но что правительство так испугалось, что окружило его военным кордоном. Берн — столица, это означает центр психэ, символ центра, и там приземлилось важное содержание, но обычное сознание было очень напугано этим пониманием. Этому предшествовали около трех недель очень важного умственного осознавания, которое затем вошло в сознание. Во время сна мое сознание было вполне спокойно и не пугалось архангелов или кого-нибудь в этом роде. Но это было оповещение, что сейчас к области осознания будет подходить архетипическое содержание; эта божественная фигура, приземлившаяся на особой географической точке, предшествовала осознанию.

И еще, когда люди должны принять очень важное решение, огромный шаг, от которого, можно сказать, зависит все их будущее, они видят такие сны, как собрание предков или собрание умерших. Помню, однажды, когда я должна была принять важное решение, затрагивающее всю мою жизнь, мне снилось, в ночь после того, как я приняла решение, что все умершие люди на небе, которые играли в игру «хальма» (род игры с залогом), перестали играть, подошли к небесным окнам и посмотрели вниз, как будто все они собирались участвовать в принятии решения. Хотя они не обеспокоены тем, что там внизу, на земле делают эти живые вши, ведь они находятся в вечном блаженстве и играют в «хальма», но все же, когда человек принимает важное решение, они перестают играть и смотрят в окно.

Я видела много других снов такого рода. Как правило, они возникают, когда человек действительно должен сосредоточить весь потенциал своей личности для того, чтобы сделать следующий шаг, решающий шаг, от которого зависит весь процесс индивидуации. Такие шаги настолько страшны, что слабое эго не может сделать их, вот почему такие концентрирующие процессы происходят и показываются в снах — потому что эго не может сконцентрировать свои силы. Это спонтанное событие, словно вся жизненная структура личности сконцентрировалась в нем. Естественно, такой сон, или такой опыт, дает потрясающее чувство уверенности, твердости, мужества, появляется ощущение, что все прошлое за тобой, поддерживая тебя, и тогда можно делать рискованные вещи, на которые не хватало смелости, чтобы сделать их в нормальном психическом состоянии. Вот почему всякий раз, когда первобытные люди должны принять важное решение, они сначала танцуют, чтобы отождествиться с предками, и, надевая маски и становясь таким образом духами предков и сливаясь с ними, они приобретают силу сделать трудный жизненный шаг.

Так мотив богов медленно сходящих вниз в духов предков, с одной стороны, и мотив умерших, медленно поднимающихся вновь на уровень архетипических сил, с другой, на самом деле нужно рассматривать вместе. Все они означают восстановление родовой архетипической основы личности, осознания, или осознавания ее как необходимой поддержки для хрупкого, недолгого существования индивидуального эго. Подобный опыт стоит за всеми различными народными верованиями в призраков, бродящих группами, как, например, в вере германцев в дикую охоту Вотана, когда призраки едут через леса, держа головы под мышками. Как правило, они доброжелательны к тем, кто относятся к ним хорошо, и злы по отношению к тем, кто обижает их.

В первую ночь, когда я спала в моем загородном доме в деревне после того, как он был построен, мне приснилось, что прибыла огромная процессия из крестьян в средневековых воскресных одеждах — но на самом деле они были призраками. Они пришли ко мне, и я думала о том, как я хотела быть там одна, и что я не открою дверь, но потом я увидела, что это была также и свадьба, с по-крестьянски выглядевшим женихом и его невестой, и потому я подумала, что я должна что-то сделать и бросилась в подвал, чтобы достать вина, а затем проснулась. Юнг интерпретировал это как накопление, концентрацию душ предков, определенно одобряющих шаг, который я сделала. В более позднем сне, через несколько месяцев, пришли даже обезьяны: сначала призраки — вновь крестьяне в масках привидений — пришли ко мне и через какое-то время они превратились в красивых серебристо-серых обезьян, которые развлекались по всему дому. Это был очень приятный опыт. Я проснулась с чувством восторга и счастья после наблюдения из окна, как обезьяны танцевали вокруг дома, прыгая с ветки на ветку элегантными движениями. Это значило, практически, не только интеграцию душ предков, но даже животных предков. Естественно, если вы живете в загородном доме, где нет электрического света, и где вы практически не можете мыть и можете только варить на огне, обезьяна в вас чувствует себя бесконечно счастливее, чем запертая в тюрьме городской квартиры со всеми ее электрическими приборами, ибо там обезьяна довольно несчастна. Итак, субъективно интерпретируя, душа животного, обезьяны, чувствует себя живой через этот образ жизни, она приходит в себя, и это естественно ощущается индивидом как поддержка, так как он опирается на свои родовые корни, включая даже духи животных. Таким образом, во многих первобытных ритуалах люди не только идентифицируют себя со своими мифологическими предками в танцах, но даже со своими предками-животными, и они становятся этими животными и разыгрывают их роль. Первобытное племя находится в постоянной опасности потерять свою связь с животным миром внутри себя и даже на этом уровне оно должно постоянно воссоединяться с ней.