Мария-Луиза Франц - Алхимическое активное воображение

« Animus находит удовольствие в трех вещах: в ratio, intellectus и memoria. (Примите во внимание тот факт, что мы имеем дело с текстом XVII века. Мы, следовательно, не можем применить наши, современные ассоциации.) Ratio предлагает интеллекту мысленный образ, который он вручает памяти, которая держит его в тайной сокровищнице. Исходный ratio — это знание вечного, нетленного порядка mens, который Бог получил в подарок от себя самого. Интеллект — это орган, которым мы усваиваем ratio, который мы затем передаем памяти. Существует своего рода окончательный порядок космоса, который есть также и внутри нас как окончательный порядок, который мы бы назвали Самостью. Порядок космоса и Порядок Самости — это одно и то же. Благодаря ratio мы получаем его мысленный образ».

В переводе на современный психологический язык мы бы назвали этот порядок Самостью, что означало бы возможность прихода к творческой гипотезе, глядя на внутренний или внешний порядок в природе. Мы смотрим на упорядоченность в природе, которая дает нам сначала размышление, творческую мысль об этом. Затем также становится ясным intellectus, представляя понимание и интерпретацию этой творческой гипотезы. Подумайте, например, о том, как современный ученый смотрит на порядок в природе или наблюдает некий природный факт: благодаря своей творческой фантазии, через свое ratio, он получает образ того, как это может быть объяснено, после чего его intellectus, его мышление, его способность переварить, интегрировать мыслительные гипотезы, будет хранить это в памяти и ассимилировать с другими фактами. Таково определение Дорна. Это то, чем страстно занят animus, сознательное эго.

Снова мы видим, как Дорн наивно проецирует свой мыслительно-интуитивный тип. Потому он считает, что сознание свободно, страстно и исключительно с благими намерениями изучает внутренний и внешний порядок вещей и пытается понять их. Это справедливо для него, это его форма сознания.

Он продолжает:

« Anima состоит из движений тела и чувственных восприятий, это у нас общее с животными. …Только очень немногие [я пропускаю часть текста, потому что здесь он становится довольно экспансивным] были в состоянии сделать это первое объединение animus и anima, и еще меньшее число добилось успеха в следующем соединении, в объединении animus-anima в mens, чтобы следить за здоровьем организма. Такие люди не признают доброй воли animus и не находят mens, единство сознательной личности, и они в конечном счете сходят с ума. Поэтому сначала нужно объединить animus и anima, и если это было принято телом, то из этих трех можно сделать гармоничное единство, но только если сначала произвести distractio или separatio. Одно сначала одиноко, и если оно останется одно, оно никогда ни с чем не объединится. Но если оно объединено с чем-то еще, необходимо сначала отделить другое от этого одного, потому что иначе оно не будет одно, но когда части исходного единства symbolizant [он использует здесь странный и необычный латинский глагол] из одного, тогда они могут снова объединиться».

Идея в том, что все эти три составляющих на самом деле изначально находятся в своего рода бессознательном единстве, которое сначала должно быть разделено надвое, именно этим separatio. Необходимо разделить это первоначальное единство, проанализировать его и дать его элементам осознать друг друга. Затем у этих частей происходит символическое соединение, но они не могут обращаться друг к другу напрямую. Вы увидите позже, что Дорн имеет под этим в виду. Сейчас же я расскажу вам о чудесной дискуссии между mens и телом, где тело честно силится понять mens, но не может, и mens называет тело дураком, что не есть весьма достойное психологическое лечение тела. И таким образом они только проходят рядом друг с другом. В конце оба говорят, что, похоже, изъясняются на совершенно разных языках и просто не понимают друг друга. А потом начинается «символизация»: когда говорят на таких разных языках, можно общаться только с помощью символов. Сначала тело не может понять символы и постоянно требует остановиться, прекратить этот символический способ разговора и быть конкретным, потому что оно этого не понимает. Но через некоторое время оно начинает понимать символизацию, а затем они могут воссоединиться в новом единстве.

«Вот почему сначала нужно разделение или отделение, distractio, mens от тела, чтобы позже могло быть достигнуто единство. Многие называют это distractio добровольной смертью, достигаемой объединением animus и anima и тем, чтобы заставить их покорить тело, которое должно быть принуждено отказаться от своей раздражительности, своего возбуждения и своего постоянного беспокойства о мирском, а также от отсутствия умеренности в своих желаниях. Это оказывает влияние на волю. Последней начинают нравиться эти изменения, и она становится лекарством.

Затем тело снизойдет и присоединится к празднеству. [Интересно, что тело добровольно снизойдет, немного ворча, как вы увидите, но он — я использую слово „он“, потому что тело, которое говорит, идентифицирует себя как мужчина, — все же снизойдет и присоединится к празднеству]. Подобно тому, как дикие звери становятся свирепыми, когда слишком много едят, и у них вырастает раковая опухоль, когда они не очищают свои тела от лишних соков через экскременты, через дефекацию, так же и философское лекарство должно очистить наш организм от всего, что излишне и что испорчено, а затем оно сможет вылечить тело».

Теперь вы уже начинаете понимать, а дальше станет еще яснее. На первый взгляд все это не сильно отличается от любой христианской этической программы. Если вы обратитесь к некоторым средневековым текстам о духовном воспитании монаха, таким как «Exercitia Spiritualia» святого Игнатия Лойолы, вы увидите, что в уставах некоторых орденов есть пункты о преодолении желаний тела. Дорн действительно имеет в виду аскетические упражнения, и понятно, что это та же старая история. Но есть очень существенная разница: в интроверсии монаха и медитативных упражнениях, направленных к христианскому одухотворению, тело полностью отбрасывается как зло и не снисходит позднее, чтобы присоединиться к празднеству. Монах не имеет намерения, чтобы оно делало это; чем скорее он умрет, тем лучше, и если ты умрешь в монастыре от туберкулеза в возрасте тридцати лет, есть больше шансов, что тебя назовут святым, чем если ты станешь старым и несчастным.

Святой Хуан де ла Крус даже сказал, что тот, кто действительно серьезно принял подражание Христу, не должен жить дольше сорока лет, потому что сам Христос умер в тридцать три. Итак, вы видите, что идея distractio или separatio в христианской программе является абсолютно явной и определенной. Тело есть зло и принадлежит дьяволу, князю мира сего, и вы можете только смирять его, уничтожать, заставлять голодать и бросить его собакам — что также означает, конечно, отсечение тени; как вы видели, тело действительно составляет то, что мы сейчас назвали бы проекцией тени.