Мария-Луиза Франц - Психотерапия

Сложная проблема есть у тех будущих практикантов, кто одержим архетипом целителя. Архетипический образ целителя связан с таковым у puer aeternus , творческим богом-сыном Великой Матери. Значительное количество молодых людей с материнским комплексом имеют склонность идентифицироваться с этим архетипом. Они сами по себе проявляют «материнские» качества по отношению к беспомощным или страдающим и также часто обладают даром преподавателя. [135] См. Юнг, «Психологические аспекты архетипа матери». С этой точки зрения они не кажутся неподходящими для профессии аналитика; однако вследствие своей идентификации с архетипом эти молодые люди страдают от инфляции. В этих случаях полезно заставить их серьёзно заниматься, даже, возможно, медициной, так как человек, страдающий от инфляции, не любит работать; он уже знает всё лучше и более глубоко, чем другие. Тяжёлая работа, однако, вместе с необходимыми пояснениями в процессе анализа часто делает возможным преодоление инфляции. Таким людям важно осознать, что именно бессознательное в конце концов является причиной процесса исцеления и направляет его и что аналитик только оказывает помощь и поддержку этому процессу, но не является его творцом. Я хотела бы проиллюстрировать это на примере профессионального сна молодого коллеги, который приснился ему в ночь перед его первой сессией анализа. Вечер перед сном он провёл за тщательными размышлениями о том, что такое на самом деле «надлежащая» интерпретация сна и анализ с юнгианской точки зрения. Затем ему приснилось следующее:

Я сижу на открытой прямоугольной площади в старом городе. Прямо рядом со мной со скрещенными ногами сидит молодой человек, одетый только в пару брюк. У него могучий, полный жизни и силы торс. Солнце просвечивает через его светлые волосы. Он пересказывает мне свои сны и хочет, чтобы я их ему интерпретировал. Его сны подобны ткани, которую он разворачивает передо мной по мере того, как он их мне рассказывает. Каждый раз, когда он пересказывает сон, с неба падает камень, который разбивает сон вдребезги. Фрагменты сна разлетаются в разные стороны. Когда я беру их в руку, мне становится ясно, что они сделаны из хлеба. По мере того как кусочки снов разлетаются, открывается их внутренняя структура, которая напоминает абстрактную современную скульптуру. При пересказе каждого следующего сна на него падает ещё один камень, и таким образом проявляется всё больше и больше базовой структуры, состоящей из гаек и болтов. Я говорю юноше, что это показывает, как выявить значение сна — вплоть до основных элементов. Затем выясняется, что интерпретация сна — это искусство знать, что нужно отбросить, а что сохранить, точно так же, как и вообще в жизни.

Затем пространство сна меняется. Юноша и я теперь сидим лицом друг к другу на берегу восхитительно прекрасной широкой реки. Он всё ещё рассказывает мне свои сны, но структура, которая строится на основе снов, принимает другую форму. Они более не образуют пирамиду из гаек и болтов, но пирамиду, сделанную из тысяч маленьких квадратов и треугольников. Она подобна произведению кубистов, например, Брака, но при этом она трёхмерная и живая. Цвета и оттенки маленьких квадратов и треугольников постоянно меняются. Я объясняю, что для человека важно сохранять баланс всей композиции, немедленно противопоставляя изменению цвета соответствующее компенсаторное изменение на другой стороне. Задача по балансировке цветов невероятно сложная, потому что весь объект является трёхмерным и находится в постоянном движении. Затем я смотрю на вершину пирамиды из сна. И там ничто. В действительности это единственная точка, в которой вся структура удерживается вместе, но там пустое пространство. Когда я смотрю на неё, это пространство начинает излучать белый свет.

Пространство сна меняется ещё раз. Пирамида там остаётся, но теперь она сделана из затвердевших фекальных масс. Вершина всё ещё светится. Я внезапно осознаю, что эта невидимая вершина словно бы сделалась видимой при помощи твёрдого дерьма, и напротив, дерьмо также стало видимым благодаря вершине. Я вглядываюсь в дерьмо и понимаю, что я смотрю на руку Божью. В момент прозрения я понимаю, почему вершина невидима: это лицо Бога.

Сон снова меняется. М-с фон Франц и я прогуливаемся вдоль реки. Она со смехом говорит: «Мне 61 год, а не 16, но оба числа при сложении цифр дают 7.»

Внезапно я просыпаюсь с чувством, что кто-то громко стучится в дверь. К моему удивлению, в квартире абсолютно пусто и тихо.

На языке примитивных народов это «большой» сон; на языке Юнга — архетипический сон, обладающий сверхличностным, универсальным человеческим значением. Так как я уже дала ему интерпретацию в главе «Самореализация в индивидуальной терапии К. Г. Юнга», то я отсылаю читателя к тому обсуждению. В контексте этой статьи важен только факт, что бессознательное проявляется как главный элемент лечения, что рука Бога видна в «человеческом, слишком человеческом» и что работа человека по его собственному развитию продолжается. Кажется, что здесь это самое важное.

Этот большой сон уводит далеко в сторону от страхов сновидца и отвечает на его вопросы целой жизненной философией, в центре которой находится вопрос самореализации. Вся ситуация представлена как событие, которое просвещает сновидца. Это не должно, однако, подвести нас к ошибочному выводу, что анализ не требует также усилий со стороны эго. По опыту мы знаем, что анализ — это тяжёлая работа, требующая большого количества знаний. Данный сон, который представляет работу как то, что происходит само, служит компенсацией тому, как сновидец на протяжении предыдущего дня в своих тяжёлых раздумьях принял своё эго и роль врача слишком серьёзно. Настоящие пациенты, которые были ему назначены, две молодые женщины, вообще не появились во сне, вместо них был пациент, «страдалец» — внутренняя фигура самого сновидца, фрагмент Самости.

Сон показывает, что главная часть внутреннего развития аналитика — это что-то, что находится исключительно между его эго и Самостью (или, говоря старомодно, образом Бога внутри него). Также сон однозначно указывает, что сновидцу важнее увидеть «руку Божью», которая направляет судьбы человечества, нежели хотеть «сделать что-нибудь» самому.

Каждая психологическая истина может быть и даже должна быть перевёрнута: не должно быть аналитика без твёрдого основания в виде знаний, настолько всеобъемлющих, насколько это возможно. Часто совершенно правильно указывают, что психологи без медицинской подготовки легко могут пропустить психосоматические состояния. Хотя я выступаю за немедицинских психологов, я бы хотела подчеркнуть этот момент. Не медикам несомненно важно тщательно изучать симптомы психосоматических заболеваний с тем, чтобы быть способным перенаправить к врачу пациентов, которым требуется физическое лечение. Но также есть и другие области, в которых основательные знания кажутся мне совершенно необходимыми. Здесь мне вспоминается мексиканский студент, который был в процессе своего учебного анализа. У меня было ощущение, что я совсем его не понимаю, и казалось, что он тоже не способен выполнять большинство из того, что я ему говорила. Причина этого оставалась для меня загадкой, так как он мне очень нравился. Затем он пришёл ко мне с таким сном: