Мария-Луиза Франц - Психотерапия

«Демонический» целитель — это нечто большее, нечто более опасное. Якуты, например, верят, что в момент инициации у шамана есть выбор быть инициированным духами «разрушения и смерти» или духами «исцеления и спасения». [148] Friedrich and Budruss, «Schamanengeschichten», стр. 171. Что здесь сбивает с толку, так это то, что человек, инициированный злыми духами, также может рассматриваться как великий шаман. [149] Там же, стр. 158. Но чтобы такой человек стал шаманом, много людей (часто из его клана) должны умереть, [150] Там же, стр. 154. тогда как клан светлого шамана процветает. [151] Там же, стр. 150, 147. Поэтому первый тип шаманов называется «кровожадным». С психологической точки зрения тёмные шаманы — это те, кто нашли вход в бессознательное и показали себя достаточно сильными, чтобы не быть им низвергнутыми, но кто, что называется, специально сдались тёмным импульсам бессознательного.

Юнг описывал «демоническое», которое также можно назвать «чёрной магией», следующим образом. [152] Юнг, письмо к Horst Scharschuch, 1 September 1952, Letters, vol. 2, стр. 81-82. В то время как «белая магия» стремится вытеснить силы беспорядка в бессознательное, «чёрная магия превозносит деструктивные импульсы как единственную правду в противовес до этого момента превалирующему порядку и, более того, ставит их на службу человеку в противовес тем, что служат всему обществу. Средства, используемые для этого, — примитивные, увлекательные или пугающие идеи, образы, высказывания, не воспринимаемые обычным разумом, странные слова» и т.д. «Демоническое <���…> базируется на том факте, что существуют бессознательные силы отрицания и разрушения и что зло реально.» Человек, который применяет такие силы чёрной магии, обычно и сам захвачен бессознательным содержанием. Здесь Юнг упоминает Гитлера как пример негативного спасителя или разрушителя. В сфере шаманских традиций известны опасные шаманы такого рода, каждый из которых является глубоко пугающим. Мирча Элиаде приводит множество примеров высокомерия шаманов, которое часто рассматривается как настоящий источник зла и, как полагают, объясняет текущее плачевное состояние шаманизма. [153] Элиаде, «Шаманизм», стр. 72. По моему мнению такое высокомерие также существует и в среде современных психоаналитиков, и те из них, кто этим отмечен, с моей точки зрения, представляют собой большую опасность нежели обладающие недостаточной профессиональной подготовкой. Я предполагаю, что нет никаких организационных или рациональных способов удержать таких людей от профессии аналитика. Можно только надеяться, что в целом клиенты будут инстинктивно их избегать.

Размышляя над представленными здесь тезисами, мы видим, что профессия аналитика предъявляет чрезвычайно высокие требования, требования, которым практически никто не может соответствовать полностью. Слава богу, что первобытные народы также были в курсе существования не только великих шаманов, но также и малых и минорных шаманы, которые, тем не менее, могли помогать людям. Величие или важность шамана зависит от того, как часто и насколько глубоко он проникает в бессознательное и как много страданий он испытывает в процессе этого. Поэтому, по моему мнению, безусловно необходимо не становиться великим целителем, но скорее знать свои собственные ограничения. Может такое произойти — и это не редкость — что пациент перерастает тебя, другими словами продвигается дальше по пути внутреннего процесса нежели ты сам.

Инстинктивным стремлением аналитика в этом случае является попытка вернуть пациента обратно на свой собственный уровень сознания. Только когда он знает о своих собственных пределах, он может избежать этой опасности и не дискредитировать значимый и стимулирующий рост элемент у других людей при помощи «ничего кроме» стиля интерпретации. Когда аналитик сохраняет знание о своих собственных ограничениях, он даже иногда может помочь пациенту, который выше него, своей честностью, довольствуясь оказанием только той помощи, на которую он способен, и доверяя остальное пациенту. Он должен честно признаться пациенту в своих слабых местах и поменяться с ним ролями, прося у него понимания. В этот момент процесс перестаёт быть «лечением», а становится отношениями на равных условиях. Это также, безусловно, должно быть принято во внимание в финансовых соглашениях.

Особенной проблемой в профессии аналитика является творчество. Самыми лучшими аналитиками без всяких сомнений являются те, кто, помимо своей профессии, также вовлечены в какого-либо рода творческую активность. Не просто так в первобытных обществах среди своих людей шаманы также являются поэтами, художниками и т.п. Творческое и исцеляющее начала очень близки. «Устремляющийся вверх хаос», объясняет Юнг, «ищет новые символические идеи, которые будут включать в себя и выражать не только предыдущий порядок, но также и важнейшие содержания беспорядка. Такие идеи оказывали бы магический эффект путём удержания деструктивных сил беспорядка в зачарованном состоянии, как это было в случае христианства и всех других религий.» [154] Юнг, Letters, vol. 2, стр. 81.

То, что Юнг выражает здесь в связи с общим коллективным уровнем, применимо и к более маленьким группам и отдельным людям. Во всех смыслах это остаётся вопросом обнаружения в наших собственных глубинах упорядочивающего влияния Самости и выражения его в символах, в искусстве, в поступках. Если аналитик в дополнение к своим консультациям не работает также и над этой задачей, он, как указывал Юнг, становится жертвой рутины и со временем превращается в очень унылого аналитика. Я заметила, что в эту трудную работу имеют тенденцию закрадываться горечь и определённое презрение по отношению к ближним. Такое ухудшение можно предотвратить только продолжением работы над своей собственной внутренней творческой задачей. И здесь недостаточно только однажды испытать чувство призвания; право практиковать эту профессию нужно заслуживать снова и снова.

В современной социологической литературе обычно проводится различие между: (1) группой , то есть объединением интеллектуально и на уровне чувств связанных друг с другом людей, в котором каждый выполняет определённую роль; (2) толпой , то есть случайным скоплением людей; и (3) массой , то есть большой толпой, которая эмоционально и инстинктивно объединена и обычно следует за лидером.

В соответствии с наиболее современными социологическими теориями хаотические массы и хорошо организованные группы изначально были ближе друг к другу, чем они есть сейчас. Это кажется мне недостаточно точным. Они не были ближе, они даже более ясно противопоставлялись друг другу, но, как правило, при этом легче перетекали из одного в другое; примитивные группы легко выходили из-под контроля, равно как группы молодых людей или ментально нестабильных индивидов, но при этом они более ригидны на примитивном уровне (табу!), и феномен хаотических масс у них имеет тенденцию быть более диким и более истерическим. Даже на более высоком уровне развития ранних цивилизаций, например, в культуре самураев в Японии или в феодальных обществах средневековой Европы мы видим в действии сильную тенденцию к формальной жёсткости, потому что под ней скрываются эмоции и аффекты, которые всё ещё столь мощны, что они должны быть одомашнены силой. Однако чем более по-настоящему цивилизованным становится человек, тем более гибкими становятся всё большее количество его социальных правил поведения, и вместе чёрно-белых контрастов мы находим весь спектр поведенческих нюансов.