Леон Шерток - Рождение психоаналитика. От Месмера до Фрейда

Казалось бы, нельзя в большей мере признать роль личности. Между тем во всех своих работах Бине и Фере умаляют ее значение. Даже очевидные, доходящие до оргазма эротические реакции возникают, по их мнению, как бы механически и независимо от личности гипнотизера. Сомнамбулу, утверждают они, можно довести до этого состояния, прикасаясь к эрогенным зонам (впрочем, перемещаемым с помощью магнита), причем не только к общепризнанно эрогенным. У одной из больных эрогенная зона располагалась в верхней части грудины, и даже простое нажатие на это место вызывало все признаки бурного полового возбуждения. Эти явления возникали неоднократно вопреки желанию наблюдателя [57], который рисковал бы навлечь на себя тяжкое обвинение, если бы не принял необходимых в таких условиях мер предосторожности, никогда не оставаясь наедине с пациенткой {112} . Если гипнотизер называет себя «наблюдателем», а не участником, то ясно, что он стремится устраниться от вовлеченности в межличностное отношение. Описывая своих пациенток, Бине и Фере с уверенностью утверждали, что «возбуждение эрогенной зоны дает эффект только в том случае, если речь идет о лице противоположного пола; если же эрогенной зоны касается другая женщина или неодушевленный предмет, то возникает лишь неприятное ощущение» {113} .

Разумеется, Бине и Фере не отрицали важности внушения, и при ближайшем рассмотрении их идеи оказываются ближе к идеям Бернгейма, чем кажется на первый взгляд. «Область внушения» огромна. Не существует ни одного события в нашей психической жизни, которого нельзя было бы воспроизвести и искусственно усилить внушением. Легко представить, какую пользу может принести психологам это средство, позволяющее ввести в психологию научный эксперимент {114} . И действительно, Бине стал пионером экспериментальной психологии.

Бине и Фере определяют внушение как «воздействие на пациента через его интеллект» {115} . Они, в сущности, вслед за Бернгеймом, считают, что внушение опирается на психологический процесс, вызывающий физическую реакцию. Когда врач стремится вызвать контрактуру без прикосновения к больному и говорит ему, что его рука согнута, скована и он не может ее разогнуть, то, по мысли Бине и Фере, это означает, что в мозг больного проникает идея контрактуры. Однако в отличие от Бернгейма Бине и Фере допускают, что контрактура руки у истерички может появиться и в результате физического возбуждения — перкуссии сухожилий или массажа мышц. Этот процесс, в котором «интеллект» пациента никак не участвует, Бернгейм назвал бы «косвенным внушением». Однако все трое исследователей оставляют без внимания подспудные аффективные или межличностные элементы.

Бине и Фере различают две категории гипнотических феноменов: одни вызывают физическое возбуждение, другие — идеи. «Мы имеем дело с двумя параллельными путями экспериментирования. Трудно сказать, какой из них более перспективен» {116} . Как мы дальше увидим, современные теории гипноза, развивающиеся в русле психоанализа (и в частности, теория психологии «я»), в определенной мере сходятся на том, что гипнотическое состояние можно вызвать внешней физической стимуляцией посредством «редукции сенсомоторной активности» {117} .

Недооценка личностного фактора очевидна у Поля Рише, ученика Шарко и автора книги о «большой истерии», второе издание которой насчитывает 975 страниц. Часть этого труда посвящена гипнотизму. Рише отмечает у пациентов, находящихся под гипнозом, «особое состояние влечения к некоторым лицам» {118} . Сомнамбула, испытывающая влечение к «наблюдателю», который загипнотизировал ее, нажимая пальцем на макушку, проявляет беспокойство и стонет, чуть только он от нее отходит, и не успокаивается, пока он вновь не оказывается рядом. Такое состояние, вызываемое, с точки зрения Рише, физическим возбуждением — давлением на макушку, — объясняется «тактильной гиперестезией» и наблюдается при приступах спонтанного истерического сомнамбулизма; в подтверждение Рише приводит почерпнутый у Байе пример криза, имеющего признаки «либидинозной» истерии: «дрожь во всем теле, порывистые движения таза, которые постепенно ослабевают, становятся ритмичными и сопровождаются неясными выкриками» {119} . По мнению Рише, подобные явления происходят независимо от того, кто касался «магнетических точек» пациентки. Однако если прикосновения каким-либо предметом вызывают сомнамбулизм, то особого состояния влечения они не вызывают: здесь необходимо участие человека, причем вовсе не обязательно связанного с больным, или его гипнотизера, ибо такое состояние вызывает «любой, кто первым дотронулся до пациента, особенно до обнаженных участков его тела, например рук» {120} . С точки зрения Рише, в этом воздействии нет ничего загадочного, поскольку «оно всецело определяется изменениями осязания, которых пациент не осознает» {121} .

Итак, предметное отношение и роль чувств совершенно не принимаются во внимание. У Рише есть описание весьма необычных опытов, якобы иллюстрирующих механический характер этих процессов, например следующее:

«Больная погружается в сомнамбулизм, когда ей потирают макушку каким-либо предметом; два находящихся здесь наблюдателя берут ее за руки без всякого сопротивления с ее стороны. Что происходит дальше? Вскоре больная начинает сжимать руки наблюдателей и не отпускает их. Состояние особого влечения возникает у нее одновременно к обоим, но больная находится как бы в состоянии раздвоенности. Каждая половина ее испытывает приязнь только к одному наблюдателю и противится, когда левый наблюдатель пытается взять ее за правую руку, а правый — за левую. Я не могу дать объяснения столь странному воздействию прикосновения постороннего лица» {122} .

Ученик Шарко Пьер Жане вначале был сторонником теорий Сальпетриерской школы, но в дальнейшем признал обоснованность концепции Нансийской школы, главенства психологического фактора в гипнозе. Он сосредоточил свое внимание на тех чувствах, которые пациент под гипнозом питает к гипнотизеру не только во время сеансов, но и после их окончания. Говоря о «сомнамбулических страстях», он утверждает: «В сомнамбулическом состоянии пациент, по-видимому, занят исключительно гипнотизером и выказывает по отношению к нему пристрастие, покорность и внимание — словом, совершенно особые чувства, каких не внушает ему никто другой» {123} . Упомянутая Бине и Фере избирательная чувствительность, которая у Рише носила обезличенный характер, становится у Жане более персонализированной. Он сравнивает погруженного в гипноз пациента с любовником, который по-настоящему счастлив лишь наедине с предметом своей любви и не способен общаться ни с кем другим. Некоторые пациенты, вначале боявшиеся гипноза, потом испытывают сильное желание продолжать сеансы и проявляют к своему гипнотизеру чрезмерный интерес. Иногда пациент «при всей любви к гипнотизеру осознает свою подчиненность и принимает ее более или менее охотно. Он испытывает привязанность, смешанную со страхом, к существу, гораздо более могущественному, чем он сам» {124} . Жане пишет, что его пациентки относились к нему, словно дети к родителям: «Чаще всего они чувствуют себя маленькими и беззащитными и сравнивают свое отношение к врачу с отношением к своим родителям» {125} .