Леон Шерток - Рождение психоаналитика. От Месмера до Фрейда

Большие истерические припадки встречаются теперь редко — по крайней мере в развитых странах, — и классификация Шарко, вызвавшая в свое время столько споров, сейчас практически не применяется. Сальпетриерской школе ставили в упрек «дрессировку» больных, в связи с этим много говорилось об «искусственном» поведении больных, о «симуляции» и «надувательстве», по сей день жива легенда, изображающая Шарко жертвой обмана со стороны больных. Психические проявления заразительны, и больные-истерики часто подражают друг другу, что бывало, конечно, и в Сальпетриерской, как и в любой другой, клинике. Провести четкую грань между подражанием и бессознательной симуляцией очень трудно, а истерии, как известно, присущи оба эти типа поведения. Что же касается будто бы частых случаев сознательной симуляции и мошенничества среди пациентов Шарко, то тут, надо полагать, многое преувеличено в связи с тем, что отличить их от подражания действительно нелегко. Мы согласны с Гиленом {187} , что распространенное представление о Шарко, одураченном больными, неоправданно, ибо он прекрасно знал о существовании «намеренной симуляции» {188} .

Хотя в целом деление на четыре фазы кажется искусственным, тем не менее при наблюдении большого истерического припадка (один из нас снял такой припадок на кинопленку) [76]можно увидеть много черт, описанных Шарко (в частности, эпилептиформную и галлюцинаторную фазы).

Сформулированная Шарко концепция большой истерии в наше время устарела, но она имела историческое значение хотя бы уже потому, что благодаря ей эта болезнь стала предметом изучения в Сальпетриерской клинике, всемирно известном научном центре того времени. В соответствии с требованиями эпохи Шарко не мог подойти к проблеме истерии без такой классификации. Для психоанализа искусственная и даже ошибочная классификация Шарко оказалась плодотворной, ибо галлюцинаторная фаза произвела на Фрейда очень сильное впечатление и дала ему возможность заглянуть в фантазматический мир бессознательного [77]. Фрейд не раз присутствовал при истерических припадках в Сальпетриерской клинике, кроме того, он был знаком с книгой Рише. В предисловии к своему переводу «Лекций о заболеваниях нервной системы» Шарко (18 июля 1886 года) Фрейд писал: «Тот, у кого чтение этих лекций вызывает желание подробнее познакомиться с французскими исследованиями истерии, может обратиться к книге П. Рише „Клинические исследования большой истерии“, вышедшей вторым изданием в 1885 году, — книге, во многих отношениях выдающейся» {189} . Труд Рише, изобилующий выразительными описаниями, заслуживает большего внимания со стороны специалистов по истории психоанализа. Приведем из тысячи его страниц два небольших отрывка:

«Больная находится во власти галлюцинаций, которые уносят ее в воображаемый мир… она действует так, словно ее грезы и есть сама реальность» {190} .

«Содержание галлюцинаций черпается чаще всего из прошлого опыта. Сцены… воссоздаются с живостью, которую не смогло погасить время, причем возникают преимущественно те сцены, которые оказали влияние на развитие недуга» {191} .

Эти заново переживаемые сцены очень часто носят эротический характер.

Интерес Фрейда к галлюцинаторной фазе проявился в 1892 году в примечаниях к переводу «Лекций по вторникам» Шарко, где Фрейд подчеркивает, какое значительное место в любом истерическом припадке занимает повторное переживание эпизода, сыгравшего важную роль в зарождении болезни. «Ядром истерического припадка, — пишет Фрейд, — в какую бы форму он ни облекался, является воспоминание, галлюцинаторное воссоздание эпизода, ознаменовавшего начало болезни. Этот процесс с очевидностью выступает в фазе так называемых „страстных поз“» {192} . Эти идеи были глубже разработаны в наброске, озаглавленном «О теории истерических приступов» {193} , который служил вступлением к «Предварительному сообщению», опубликованному за двумя подписями — Фрейда и Брёйера {194} . Вот несколько важных идей из этого наброска: «Неизменное содержание, сама суть повторяющихся истерических припадков заключается в возврате к психическому состоянию, пережитому пациентом в прошлом, иными словами, в возврате воспоминания… Воспоминание, определяющее содержание истерического приступа, не носит случайного характера; это возврат события, вызвавшего истерию, психической травмы… Если истерик усилием воли старается забыть о пережитом или отталкивает от себя, подавляет и устраняет намерение или мысль, эти психические акты уходят на второй план сознания; именно оттуда они производят свое действие, а воспоминание о них проявляется в форме истерического приступа» [78] {195} . Все эти идеи были сформулированы в «Предварительном сообщении» 1893 года {196} ; в своем определении истерии Фрейд использовал фрагменты описания большого припадка: воссоздание прошлого [79], возврат к конкретному событию (травме), вызвавшему болезнь [80], возможность сексуальной окрашенности этого события. Впоследствии, разработав понятия вытеснения, конфликта, фантазма и бессознательного [81], Фрейд обогатил это простое описание динамической интерпретацией.

Подведем итог пребывания Фрейда в Сальпетриере, ибо этот период имел для него решающее значение: именно в Париже зародились его теории. В письме от 24 ноября 1885 года мы видим как бы предчувствие этого: поделившись восторгами по поводу лекций Шарко, Фрейд задается вопросом: «Принесет ли плоды это семя?» {197} . Восемь лет спустя в заключительной части «Предварительного сообщения», озаглавленной «Психические механизмы истерических феноменов», утверждается, что «открытие психического механизма истерических феноменов продвинуло нас на шаг вперед по пути, на котором таких успехов достиг Шарко…» {198} .

Можно указать и на ряд других прямых «воздействий» Шарко на Фрейда: так, исследователи Чикагского института психоанализа отмечают, что такой дальновидный клиницист, как Шарко, хотя и не оставил законченной теории психопатологии, но интуитивно понял роль некоторых психологических факторов в генезисе невроза, в частности воздействия травмирующих событий как на взрослого, так и на ребенка. Они указывают, что Шарко предугадал и проблемы «вторичной (паразитической) выгоды», которая лишь усиливает болезнь, и возможность пагубного влияния родителей, в связи с чем приходится иногда отрывать детей от семьи, чтобы их вылечить. Американские исследователи освещают, кроме того, малоизученную сторону личности Шарко: в своей психотерапевтической практике Шарко наряду с гипнозом и внушением использовал — и, по-видимому, успешно — свое влияние на больного, окружение (семью, общественную среду и т. п.); эти приемы Шарко очень напоминают методы, широко применяемые сегодня {199} . Они обнаружили также, что в некоторых своих формулировках Шарко близок к «гипноидной гипотезе» Брёйера, развитой им в «Очерках истерии».