Леон Шерток - Рождение психоаналитика. От Месмера до Фрейда

Что касается параличей психического происхождения, то Шарко ссылался на работы изучавшего их Рейнолдса {162} [67]. Шарко дал экспериментальное доказательство их существования [68], и мы считаем полезным привести в этой связи случай его пациента Пин., который можно назвать историческим [69].

В докладе, сделанном по возвращении из Парижа, Фрейд говорит о посттравматической истерии и кратко упоминает о подобном случае, который «в течение трех месяцев находился в центре всех исследований Шарко» {163} . 15 октября Фрейд выступил с лекцией в Венском медицинском обществе и на этот раз подробнее остановился на этом случае; нет сомнений, что речь шла именно о больном Пин.

24 мая 1884 года Пин., 17-летний подмастерье каменщика, упал с высоты двух метров и несколько минут пролежал без сознания. Хотя полученные им повреждения сводились к небольшой контузии, он спустя несколько дней почувствовал слабость в левой руке и был направлен в больницу Отель-Дье. Парез усилился, и через двадцать два дня после происшествия левая рука оказалась полностью парализованной. Пребывание в больнице не дало улучшений. 11 марта 1885 года он был помещен в отделение Шарко в клинике Сальпетриер. В качестве симптомов у больного отмечалась гемианестезия и сужение поля зрения; тщательный осмотр позволил поставить диагноз истеротравматической моноплегии. Среди этих симптомов для полноты картины не хватало судорожного припадка (впрочем, для установления такого диагноза этот симптом не обязателен). Через четыре дня углубленное обследование обнаружило у больного истерогенные зоны, одна из них располагалась под левой грудью, другая в подвздошной области и третья на правом яичке. Возбуждение истерогенных зон вызвало припадок истероэпилепсии, первый в его жизни. «Этот припадок, — рассказывает Шарко, — носил классический характер: за эпилептиформной фазой последовала вскоре фаза острого двигательного возбуждения [70]. Движения больного отличаются чрезвычайной силой, он резко сгибается в судорожных „поклонах“, ударяясь лицом о колени. Некоторое время спустя он разрывает простыни и пологи и, обратив бешеный гнев против самого себя, кусает себя в левую руку. Затем начинается фаза „страстных поз“; больной обуреваем яростным бредом; он бранится, вызывающе кричит, побуждая воображаемых лиц к убийству: „На, бери нож… чего ты ждешь, ну, бей же!“ Наконец больной приходит в себя и, успокоившись, говорит, что не помнит ничего из того, что с ним произошло» {164} . После одного из таких припадков он начал двигать парализованной рукой [71]. Шарко был в каком-то смысле раздосадован тем, что выздоровление пациента лишает его столь наглядного объекта для демонстрации. «И тогда мне пришло в голову, что, может быть, с помощью внушения [72], даже в состоянии бодрствования — нам было известно, что больной негипнабелен, — удастся воспроизвести [его моноплегию], по крайней мере на какое-то время» {165} . И Шарко это действительно удалось; при этом он ничуть не тревожился за исход этого искусственного паралича, ибо знал «на основании долгого опыта, что достигнутое с помощью внушения может быть затем устранено» {166} . Так началась серия опытов, в ходе которых Шарко вызывал с помощью внушения под гипнозом или в состоянии бодрствования искусственную истерию или другие истерические симптомы. Фрейд присутствовал при экспериментах такого рода, проведенных, в частности, в ходе 23-й и 24-й лекций «О случае истерической коксалгии травматического происхождения у мужчины».

В то время, когда Фрейд находился в отделении Шарко, больной Пин еще был там. Фрейд сообщает (перевод лекции 22, примечание), что пациент вылечился от моноплегии, но гемианестезия и судорожные припадки у него продолжались. Он был выписан из больницы за нарушение порядка в январе 1886 года {167} .

Проблема психических параличей и связанные с ними эксперименты произвели сильное впечатление на Фрейда и, по-видимому, зародили в его сознании одну из тех идей, о которых он писал невесте. Как известно, Шарко, признававший психическое происхождение неврозов (в особенности посттравматических), говорил тем не менее о существовании физиологического субстрата, который он называл — в отличие от «структурных» нарушений — «функционально-динамическими», имеющими даже анатомическую локализацию, хотя ее и невозможно было обнаружить исследовательскими средствами того времени. Таким образом, его объяснения носили двойственный характер: учитывались как причины психического порядка, так и еще не установленный физиологический субстрат. Шарко не пытался, как пишет Андерссон {168} , глубже проанализировать соотношение между этими двумя объяснениями истерических параличей.

Шарко констатировал, что психические и органические параличи дают разную клиническую картину. Воспользуемся примером, который позднее приведет Фрейд (1888): при истерической гемиплегии парализованная нога не может совершать круговых движений от бедра, как это бывает при органической гемиплегии, а волочится, словно инертная масса {169} [73]. Можно только удивляться, как Шарко, который сам установил эти различия, мог говорить о сходной анатомической локализации этих двух видов паралича. Судя по всему, Фрейд начал сомневаться в правоте этих взглядов уже во время пребывания в Париже. Известно, что 22 февраля он пришел домой к Шарко с прощальным визитом и что в своей беседе они затрагивали вопрос сравнительного исследования органических и истерических параличей. Однако если исходить только из высказываний самого Фрейда об этом эпизоде, то истину установить нелегко. Джонс приводит два письма Фрейда (неопубликованные) от 21 и 25 февраля 1886 года: в первом он сообщает, что намерен на следующий день поделиться с Шарко двумя идеями, «из которых по крайней мере одна кажется мне очень важной» {170} . Речь шла, утверждает Джонс, о сравнительном анализе психических и органических параличей. Во втором письме (которое Джонс не цитирует, а ограничивается пересказом) Фрейд «говорит о своем удовлетворении в связи с тем, что Шарко благосклонно отозвался о его идеях и сказал, что, хотя для него самого они и неприемлемы, он их не оспаривает и считает полезным их развить» {171} .

Двусмысленность подобного заявления со стороны Шарко очевидна, по крайней мере если довериться пересказу Джонса. Последний далее указывает, что сорок лет спустя Фрейд в своей автобиографии дает «несколько иную версию» этого эпизода: «Шарко соглашался со мной, но было ясно, что, в сущности, он совершенно не склонен к углубленному психологическому исследованию неврозов» {172} .

Различие между этими версиями, в общем, невелико, и складывается впечатление, что Шарко разрывался между двумя противоречивыми побуждениями: с одной стороны, он не хотел препятствовать своему ученику и переводчику в его исследованиях, а с другой, не желал вникать в суть дела и ставить под сомнение связь истерических симптомов с их анатомической локализацией. Как бы то ни было, он обещал опубликовать сравнительное исследование Фрейда. И оно действительно появилось в «Архивах неврологии» за 1893 год {173} .