Александр Ройтман - Они пришли ко мне…

Слезы, бурные и очень искренние.

— Послушай, — сказал я, — представь себе, что ты хочешь в туалет. Писать. Представляешь?

— Да-а-а..

— Очень хочешь, не можешь терпеть. Не можешь! Представила?

— Да.

— А теперь скажи: ты можешь не пописать? Ну, может случиться, что ты не пописаешь? Даже если не будет рядом туалета, скажем, часов 5?

— …

— Верю. Верю, что такого быть не может. Ты пописаешь, даже если это будет на глазах у всех и в штаны, мучительно больно, стыдно и ужасно. Но ты это сделаешь.

— …

— А всю жизнь хотеть любви и ее не иметь — не верю. Извини. И ничем не могу помочь.

Пауза. Длинная, как 20 лет ее страданий.

— Так что мне, по-твоему, лучше уйти от мужа? (Тоненьким таким голоском послушной ученицы)

Я молчал. Она начинала что-то говорить еще несколько раз, но я молчал: я не слышал ничего, на что мог бы ответить. А я хотел ответить, очень хотел!

Наше время закончилось. Я сказал ей об этом.

Она ушла, и лицо у нее было как у графини, которая «с перекошенным лицом бежит к пруду…»

Мне было грустно, но я за нее не волновался.

Она больше не пришла. От общих знакомых я узнал, что она по-прежнему живет со своим мужем, детей по-прежнему нет и она ходит к психологу и продолжает делать уколы ботекса, отдавая и тому и другому почти всю зарплату мужа, потому что сама она ушла с работы.

Я дорого бы дал за то, чтобы знать, как ей помочь…

Долго рассказывал о том, какой он молодец. Я устал слушать.

Я спросил:

— Зачем ты пришел ко мне?

— Хороший вопрос, — сказал он, и тонко улыбнулся.

Я подождал немного.

Он продолжал улыбаться, но уже как-то толстовато.

Я достал телефон. Он испугался:

— Подожди, подожди, я эти твои подходцы знаю, ты будешь до конца встречи в телефон играть. Может быть, это сделало тебя миллионером.

Я чуть не выронил телефон.

— Чего? — говорю.

— Ну ты же очень богатый человек, — говорит, — я хочу у тебя научиться.

Я подумал-подумал и говорю:

— А, ну да, конечно, очень богатый. А научиться чему хочешь?

— Я, знаешь, тренинги веду, — говорит.

— Давно? — спрашиваю. — Давно, — говорит, — уже года полтора.

— А лет тебе сколько? — спрашиваю.

— 24.- А-а-а, — сказал я и подумал, что старею.

Потому что в голове завертелось что-то из серии «о господи» и непечатные выражения в адрес клиента.

— Ты меня научишь всему? — спрашивает.

— Конечно, — говорю, — не вопрос.

Помолчали. Он начал нетерпеливо ерзать.

— Так давай, — говорит, — учи.

— Так я учу, смотри, уже пол сессии отучил.

Он нервно посмотрел на часы и пробормотал:

— Вот именно…

Я понял, что тактика правильная и опять достал телефон.

Бедняжка, он покраснел как вареный рак и заерзал.

Но молчит.

Послал я пару смсок, молчит.

Начал мэйл на смартфоне набирать.

Он не выдержал:

— И в чем, — говорит, — твоя система заключается?

Я говорю:

— Как у всех учителей: делай как я.

У него челюсть отвисла, потому что, согласитесь, что тут возразишь.

— Да, — говорит, — я понимаю, но ведь я не могу так вот напротив клиента сидеть и в телефон играть за Х долларов.

— Правда? — я отложил телефон. — А что тебе мешает?

— Ну.. — он замялся.

— Неудобно.

— Тогда сиди и смотри, как я это делаю за твои деньги, — сказал я и решил, что первый урок пожалуй закончен.

Не тут-то было.

Он начал тараторить.

Ну просто не остановишь его.

Представляю, как он эти свои тренинги ведет.

Время кончилось, а он тараторит.

Я сначала слушал, и даже что-то вставить хотел, но потом подумал, что лучше так:

Посредине его пламенной речи я встал, аккуратно его обогнул и ушел не прощаясь. Он за мной по лестнице. А я прямо перед его носом закрыл дверь. Не демонстративно, а спокойно, как обычно, как будто его нет.

Спускаюсь по лестнице, слышу — молчит за дверью. Я аж испугался.

Так он и не пошевелился, пока я не ушел.

На следующий раз приходит и говорит:

— Ройтман, я хочу научиться молчать. Пойду на группу. Возьмешь?

— А ты заплатишь? — спрашиваю.

— Назови цену, — говорит.

— Молчишь всю группу. Включая перерывы. И торговаться не стал, представляете?

Она была очень толстой. И от нее плохо пахло. Вот ведь ужас. Вы знаете, что мужчины чувствительны к запахам? А то, что я мужчина, что ли не заметно?

Черт, и чего она приперлась?!

— Я толстая и плохо пахну, — сказала она.

Я вспомнила Эриксона, который вылечил девочку с параноей по поводу большого размер ноги, наступив ей на ногу и сказав, что она гусыня..

Но я постеснялся. Я сказал:

— И что тебе дает описание реальности, в котором ты толстая и плохо пахнешь?

Она не поняла.

— Чего? — говорит.

Я пожал плечами.

И шмыгнул носом (все-таки лавры Эриксона не дают мне покоя).

Она стала красная как помидор. Я подумал, что ее сейчас хватит удар, и что я буду делать?

Но она справилась. И сказала:

— Как мне похудеть?

— Сядь на овсянку, — сказал я. На неделю. Потом приходи. Похудеешь на 5 кг — буду с тобой работать. А сейчас иди за весами, до конца нашего часа тебе надо успеть их принести и взвеситься. Чтобы я знал, от какой суммы через неделю 5 кг отнимать. Весы оставишь здесь.

— Спасибо!! — заорала она, взглянула на часы и вылетела из комнаты, аж стены задрожали.

Я пожалел, что не сказал про дезодорант.

Через неделю она пришла на 7 кг меньше.

Сказала, что очень мне благодарна, но ходить больше не будет, а будет ходить к диетологу. И между прочим, овсянка целую неделю — это очень вредно.

Нормально??

То есть нет, не так, у меня на самом деле три вопроса:

1. Есть ли на свете справедливость, по-вашему?

2. Нафига я столько учился на психолога, когда мог на диетолога?

3. Она что, дура?

Он принадлежал к тому редкому типу людей, которых я не перевариваю: по моему, ничего они не чувствуют, но изображают эмоции так натурально и убедительно, что не придерешься. И сам я, когда вижу их «адские муки» каждый раз сомневаюсь: а может, это я бесчувственный чурбан, и вот они — настоящие герои нашего времени? Сомневаюсь-сомневаюсь, потом начинаю верить (потому что вообще-то я очень доверчивый!), погружаюсь в них, присоединяюсь к их боли, работаю с ними честно, иногда на пределе своих сил и.. всегда! абсолютно всегда! оказываюсь на… обманутым! И хотя быть обманутым в моей работе — всего лишь производственная необходимость, именно в этих случаях я злюсь до ярости, до неконтролируемой агрессии, чувствую себя использованным и… стыдно признаться, не всегда сдерживаюсь, чтобы не отомстить.