Эстер Хардинг - Психическая энергия: превращения и истоки

В индивиде основные инстинкты требуют удовлетворения не менее настоятельно, чем в нации; и здесь тоже цивилизация навязывает правила поведения, направленные на подавление или модификацию этого требования. Каждый ребенок подвергается воспитанию, сдерживающему его естественную реакцию на собственные импульсы и побуждения. Такое сдерживание заменяет общественные или общепринятые нормы поведения. Во многих случаях в результате сознательная личность оказывается слишком сильно обособлена от своих инстинктивных корней; она становится слишком слабой и хрупкой, а возможно, даже и заболевает; это продолжается до тех пор, пока с течением времени подавленные инстинкты не восстают и не поднимают революцию, подобную той, что угрожает покою мира.

В индивиде, как и в нации, вытекающий конфликт может вызвать асоциальные или криминальные реакции; или, если подобное поведение не допускают его моральные устои, — невротические либо даже психотические проявления. Однако никакого реального разрешения такой фундаментальной проблемы не существует, за исключением осознанного переживания конфликта, возникающего, когда инстинкты восстают против чрезмерного угнетающего управления сознательного эго. Если эго вернет свой контроль, то восстановится status quo ante и продолжится истощение жизни, которое может завершиться полной стерильностью. С другой стороны, если подавленные инстинкты обретут власть и сместят эго с его господствующего положения, то индивид окажется в опасности моральной или психической дезинтеграции. То есть он либо утратит все моральные ценности — как говорится, «пошло оно все к черту» — либо потеряется сам в неразберихе коллективных или безличных инстинктивных побуждений, которые вполне могут нарушить его психическое равновесие.

Но если у столкнувшегося с такой проблемой индивида достаточно отваги и уравновешенности, чтобы в открытую разобраться с этим вопросом, не позволяя ни одному из соперничающих элементов отступить в бессознательное, невзирая на последующую боль и страдания, то конфликт может разрешиться в глубине бессознательного спонтанно. Такое разрешение появится не в форме интеллектуального умозаключения или продуманного плана, а всплывет в сновидении или фантазии в виде образа или символа столь неожиданного и вместе с тем настолько адекватного, что его появление покажется чудом. Такой символ помогает найти выход из тупика. Он способен совместить противостоящие требования психики в новообразованную форму, благодаря которой жизненные энергии могут устремиться в новом, созидательном направлении. Юнг назвал этот символ примиряющим3. Его сила способствует не только разрешению безвыходной ситуации, но и осуществлению трансформации или модификации инстинктивных влечений индивида: в личностной сфере это соответствует такой модификации инстинктов, которая, по меньшей мере до некоторой степени, была осуществлена в масштабах расы на протяжении столетних культурных усилий.

Это нечто совершенно отличное от изменения сознательной позиции, возможного в результате воспитания или образования. Это не компромисс и не решение проблемы, достигнутое благодаря усилению контроля за асоциальными тенденциями, вспышками гнева и тому подобного. Первоначально конфликт возник именно потому, что такие попытки морального контроля были либо безрезультатными и индивид остался во власти собственных необузданных желаний, либо слишком успешными, и в этом случае его насущные жизненные ключи оказывались перекрытыми внутри него, а сознательная жизнь становилась сухой и серой. Примиряющий символ появляется только после провала всех таких сознательных попыток найти решение. Он всплывает из глубин бессознательной психики и оказывает свое созидательное влияние на недоступном рациональному сознанию уровне психической жизни, где он способен осуществить изменение самого характера инстинктивного стремления, в результате которого фактически меняется природа побуждения «Я хочу».

Это звучит почти невероятно. Тем не менее, не подобное ли изменение произошло в результате культурной эволюции человечества? Оно представляет различие между первобытным, или диким, и культурным человеком. Человека примитивной культуры можно обучить всем ремеслам и наукам западной цивилизации, однако его глубочайшие реакции так и останутся примитивными: всякий раз при пробуждении какой-либо сильной эмоции или возникновении стрессовой ситуации он будет находиться во власти бессознательных импульсов. В противоположность этому, инстинктивные реакции западного человека в значительно большей степени связаны с его сознательным эго и намного более надежны. Однако, как нам хорошо известно, он ни в коей мере не остается таким цивилизованным — в глубочайшем смысле этого слова — всегда. Очень многие индивиды на самом деле не достигли того психического развития, что в целом повлияло на идеалы нашей цивилизации и характер людей, которые в силу сложившегося факта являются поистине культурными личностями.

Этот момент может прояснить исторический пример, демонстрирующий различие качества инстинктивных реакций различных людей в условиях сильного стресса. Когда полярная экспедиция Грили, потерпев неудачу, вынуждена была зимовать на крайнем севере без продуктов питания и топлива, некоторые из ее членов под влиянием тех лишений и неизвестности, что им пришлось вынести, сильно опустились. Девид Брейнард пересказал эту историю в Пе Outpost of the Losf. Одни не пускали своих товарищей в общий спальный мешок, чтобы согреться после арктического холода, когда они возвращались с поисков пищи для всей группы; другие стали воровать скудные запасы пропитания; неоднократно существовала опасность завершения различных ссор кровопролитием. Однако подобное моральное разложение затронуло не всех членов экспедиции. Некоторые, в особенности Брейнард и сам Грили, сохраняли самообладание на протяжении всего этого тяжелого испытания и как само собой разумеющееся жертвовали собой ради благополучия всей группы.

Что же удержало их от разложения? Возможно, у этих людей сознательное эго оказалось более организованным и тренированным и потому они могли эффективнее контролировать примитивные побуждения, на которых основывается человеческая психика? Эти люди страдали от голода и холода не менее своих товарищей, а озабочены судьбой экспедиции были даже сильнее остальных. Почему они не пали духом и не взрывались вспышками неконтролируемой ярости? Может быть, у этих двух индивидов форма самого инстинктивного побуждения претерпела тонкую трансформацию, в результате чего скрьшаюшийся внутри первобытный человек оказался не таким грубым и эгоистичным, как у их товарищей? Мы не можем покончить с этой проблемой утверждением, что Брейнард и Грили просто оказались лучше остальных. Существует достаточно примеров, когда люди в условиях сильного стресса в ответ на несдерживаемые инстинктивные импульсы иногда поступали совершенно эгоистичным образом, но впоследствии, после некоторых незабываемых внутренних переживаний обнаруживали, к своему удивлению, что их спонтанные реакции изменились настолько, что они даже уже и не помышляют об асоциальных действиях. В подобных случаях приходится делать вьшод об изменении характера безличного импульса. Дело не в том, что эти индивиды более героичны или умышленно менее эгоистичны, чем прежде. Факт заключается в том, что изменилось их сознание. Их собственные нужды и безопасность просто не выходят на передний план, и безличный импульс уже больше не проявляет себя чисто эгоистическим образом в процессе вполне