Владимир Каминер - Невозмутимые родители живут дольше. Как не сойти с ума, воспитывая подростка

Размеры Советского Союза вкупе со множеством часовых поясов усложняли соотношение времени и пространства. Ежедневно в 15:00 по Москве радио передавало показания времени по всей стране, уже одно оповещение занимало пять минут:

«Внимание, вы слушаете показания точного времени, — докладывал серьезный женский голос. — В Москве 15:00, в Ашхабаде 19:00, в Новосибирске 18:00, в Хабаровске 22:00, в Пензе 17:30, на Сахалине 23:00, а в Петропавловске-Камчатском — полночь».

Будучи ребенком, я всегда пугался этого объявления. Очень меня беспокоила ситуация в Петропавловске-Камчатском, городе вечной полуночи.

В промежутках между новостями и сообщениями о времени по нашему телевидению шли спортивные передачи, фильмы о животных и балетные спектакли. Советские граждане могли выбирать между тремя каналами, а на четвертом за дикторским столом якобы сидел человек в форме и грозил пальцем. «Хватит переключать кнопки», — гласила надпись внизу. Когда умирал кто-то из членов политбюро, по всем каналам по нескольку дней передавали «Лебединое озеро», и так до тех пор, пока следующий старец не занимал место усопшего. После этого давали «Щелкунчика».

Недавно я читал интервью с одним американским дипломатом, десять лет прослужившим послом в Советском Союзе. По его словам, за десять лет, проведенных в России, он смотрел «Лебединое озеро» раз триста как минимум. Он мог во сне воспроизвести любой пируэт. А если это мог он, то советские граждане уж тем более. Поэтому мои соотечественники даже в преклонном возрасте хорошо танцуют и по-прежнему на первом месте в области балета. Если бы все советские люди в те времена вышли на улицы и в знак протеста против повседневного идиотизма исполнили бы танец маленьких лебедей, то режим точно пал бы раньше. Но они так и не осмелились, а все ждали, пока все пройдет и так, пока социализм сам по себе сойдет на нет, и вот тогда все часы одновременно встанут или придут Том и Джерри.

Ничего из этого не сбылось, кроме, пожалуй, Тома и Джерри. Но, в отличие от Норвегии, в России они мало на что смогли повлиять. Вот уже почти тридцать лет они бегают по постсоветским экранам, но, увы, большого воздействия на российскую реальность не оказывают. Многие в стране теряют надежду. Они говорят, что Том и Джерри якобы американские агенты и что они несут ответственность за происходящее в стране — дескать, по поручению иностранных правительств и крупных концернов мышь и кот загипнотизировали всю страну. Пока Тома с Джерри не поймают, Россия вперед не продвинется.

Как уже говорилось, в Германии телевидение уже не играет роли в жизни детей. Себастьян использует телеящик исключительно для того, чтобы подключать игровую приставку Sony, а Николь пожертвовала свой маленький телевизор голодающим детям Африки. Теперь Том и Джерри будут нести удачу в Африку.

Бывают такие песни, что увязываются за человеком на всю жизнь. С самого детства меня преследует вечный плач британской молодежи «I Can’t Get No Satisfaction». В Советском Союзе это была одна из первых песен, пришедших с Запада и не попавших под прямой запрет. Возможно, советская цензура посчитала, что раз уж английская молодежь, обладающая столь сладкими голосами, не находит удовлетворения в Англии, это можно рассматривать как явный случай антикапиталистической критики. Позднее в армии у нас была пластинка с этой песней, ее ставили вместо будильника. Мой сосед в Берлине играет эту мелодию на кларнете, удочки она в смартфоне, а если я включаю радио, то велика вероятность, что там будут передавать именно «Satisfaction».

Подозреваю, что эта песня будет преследовать меня до последнего вздоха. «Роллинг стоунз» пели ее, когда меня еще вообще не было на свете. В то время отец как раз познакомился с моей матерью, и они подумывали о женитьбе. Вообще-то они не хотели жениться. Оба были в высшей степени недовольны своей жизнью и не верили, что свадьба принесет им удовлетворение. Тем временем мне уже почти полсотни лет, папы давно нет на свете, а «Роллинги» так и не смогли найти удовлетворения. Я задаюсь вопросом — если поиск длится так долго, то есть ли в нем вообще смысл?

Один из моих друзей, который, будучи по профессии фотографом, имел возможность неоднократно фотографировать «Роллингов», рассказывал мне, что они все же выглядели весьма довольными, а недовольными лишь притворялись. Потому что в музыкальном бизнесе долгожительство возможно только в случае, если ты недоволен, воспеваешь несовершенство и славословишь недостатки. В этой области деятельности довольные идут ко дну, как мрамор, камень или железо. Святоши, таскающие в рюкзаках вечные ценности, живут недолго, потому что удовлетворение это тупик. Все друг друга любят, держатся за ручки, бегают по утрам — а вечером они мертвы. Я уверен, что «Роллинги» здравствуют, пока они поют и любят эту одну-единственную песню. Это их молитва, их средство защиты самих себя и нас всех от слишком скорого удовлетворения.

С некоторых пор обнаружилось еще одно музыкальное произведение, которое меня преследует, на сей раз это «Раммштайн». Начиналось все вполне безобидно. Сначала, еще в России, эту мелодию мне пропел в самое ухо директор одного музея; потом полицейский насвистывал ее в ресторане, а мой сын злословил на тот счет. Кульминационный момент моего знакомства с творчеством «Раммштайна» случился на нашей даче в Бранденбурге. С бутылкой вина, я ходил туда-сюда под вишней моего соседа Гельмута. Я только что прочитал книгу о гностиках и об их влиянии на развитие христианства и вообще всей религиозной мысли в Европе. Гностики исходили из того, что все время мира — это время, взятое взаймы. Его невозможно ни воспроизвести, ни оставить про запас, и заканчивается оно быстрее, чем человек предполагает, и ни один бог тебе не поможет. Я усиленно размышлял над этой увлекательной темой.

— Ты! — раздалось вдруг откуда-то с неба. — Ты ненавидишь меня!

— Нет! — сказал я настолько истово, насколько смог, остановился и посмотрел вверх. На солнце наползло темное облако.

— И все же — ты ненавидишь, ненавидишь меня, — сказало облако.

— Никого я не ненавижу, — ответил я, — это полный вздор.

В этот момент я заметил, что голос идет не с неба, а раздается из кроны вишневого дерева, а точнее из небольшого плеера, закрепленного на вишне. Слава богу, я не сошел с ума. Но я все же не был готов к беседе с говорящими вишнями. Быстрыми шагами я вернулся в дом и для начала выпил рюмку коньяка. Чтобы нервы успокоить. Некоторое время спустя пришел сосед и принес в подарок ведерко, полное вишни. Я рассказал ему о своих акустических галлюцинациях. Гельмут рассмеялся и рассказал, что только благодаря «Раммштайну» он смог сохранить урожай вишен. Он давно искал способ отгонять птиц от дерева. Ничто не помогало. Пока не возникла мысль использовать старый CD-плеер в качестве своего рода акустического огородного пугала. Гельмут закрепил плеер на дереве и потом долго экспериментировал с музыкой всяких жанров, пока не нашел верную. Рок-н-ролл не оправдал ожиданий. Хеви-метал отпугивал птиц только в первые минуты. Народная музыка птицам даже понравилась. На шлягеры они слетались отовсюду, а при звуках песни «Мрамор, камень и железо» они гадили как ненормальные. В общем и целом музыка не шибко впечатляла птиц, и уж тем более не пугала. Гельмут уж готов был сдаться, и тут сын принес ему диск «Раммштайна». С тех пор ни одна птица больше не подлетала к дереву. Так Гельмут, пенсионер со стажем, стал страстным фанатом «Раммштайна».