Шэрон Бегли - Не могу остановиться: Откуда берутся навязчивые состояния и как от них избавиться

Обусловленная тревожностью компульсивность в работе появилась у Мишель в начальной школе. «Я постоянно пыталась привлечь к себе внимание, получая прекрасные отметки. Я усвоила: ты чего-то стоишь, только пока чего-то добиваешься. В колледже я подрабатывала официанткой, а там чем быстрее двигаешься, тем больше успеваешь и больше получаешь». Чтобы свести к минимуму время отдыха, когда в тревоге ей казалось, что тело пытается выпрыгнуть из кожи вон, она назначала дела впритык одно к другому и была вынуждена, едва окончив одно, хвататься за следующее. «Я постоянно куда-то спешила, — рассказывает Мишель. — Присев перед телевизором посмотреть фильм, тут же вскакивала. Я не могла просто сесть и расслабиться. Не могла смотреть телевизор, если попутно не занималась чем-нибудь еще. Не могла читать, если чтение не было связано с работой или учебой и не выглядело полезным. Даже на каникулах я следила, чтобы мы были постоянно чем-то заняты, и вечно говорила, что хватит сидеть, пора на пляж, на теннис или на экскурсию». Ощущение, что «все в порядке», движущее людьми с обсессивно-компульсивным расстройством, не приходило к Мишель с выравниванием фотографий или повторением волшебных цифр. Его давало только погружение в работу.

Когда нет работы, тревога переполняет каждую клеточку жертвы компульсии — узнала я одним солнечным сентябрьским утром. Я ехала в Вест-Пойнт пообедать с Брюсом в историческом отеле Thayer, монументальная каменная громада которого возвышается над легкоатлетическими площадками военной академии. Мы сели за столик, откуда открывался потрясающий вид на реку Гудзон.

Уже ребенком Брюс работал компульсивно, испытывая потребность обойти брата и добиться внимания родителей и других взрослых. «Что бы он ни сделал, я должен был сделать лучше», — вспоминал он. Все началось, когда брат стал бойскаутом младшей дружины. Брюсу не хватило нескольких недель до проходного возраста, и обида подстрекнула его к соперничеству. Если команда брата участвовала в сборе макулатуры (да, были времена, когда никто не сортировал мусор и макулатурой занимались бойскауты!), не имеющая официального статуса ватага Брюса обходила всех — у него сохранилась фотография, где он балансирует на вершине трехметровой кипы. В средней школе он уже возглавлял местные молодежные объединения, группы юных христиан, политические союзы, отряды бойскаутов — «абсолютно все школьные объединения, кроме ассоциации девочек-легкоатлеток». Это был его персональный «Век тревоги» — почти физический страх, проистекающий из сомнения: «Моя жизнь действительно что-то значит? Останется ли в этом мире какая-то память обо мне?» Он прошел отбор в бейсбольную, футбольную и баскетбольную команды. Его фотографии 66 раз появлялись на страницах школьного ежегодника. Он нашел способ оставить свой след.

По окончании юридического факультета он устроился на работу в контору окружного прокурора в сельской местности. «Я засиживался на работе до двух-трех часов ночи, — вспоминал Брюс. — Шел в пустой зал судебных заседаний и раскладывал двадцать три пачки судебных дел по двадцати трем стульям присяжных, поскольку вел двадцать три дела одновременно… Так я заслужил положение в наших кругах. Я гордился, что работаю дольше, упорнее, изобретательней, лучше и быстрее любого другого в нашей конторе». Погоня за признанием и деньгами — «вот чем я жил с восьми лет. Я создал образ сверхкомпетентного, суперуспешного, могущественного, всеми уважаемого профессионала. И добился соответствия этому образу».

Компульсивная работа привела к тому, что жена подала на развод. «Но я продолжал таскать домой полный портфель бумаг, — делился воспоминаниями Брюс. — Когда вторая жена сказала, что нам нужно переехать настолько далеко от моего офиса, чтобы я не мог работать до десяти вечера каждый будний день, а также в выходные, я осознал: мой мозг должен быть полностью загружен, даже если в результате я не разбогатею настолько, чтобы устилать купюрами футбольные поля. Дело не в награде, а в том, чтобы все время давать мозгу работу. Мне нужна была постоянная мыслительная деятельность. Иначе я чувствовал себя опустошенным». Его буквально трясло, когда он не работал, словно он бы разрушил всю свою жизнь, совсем немного сбавив обороты.

Тот же самый внутренний зуд скрывается за самыми распространенными в нашем обществе компульсиями — спортивными. Джордж Гмелч, в 1960-х гг. игрок первой базы в бейсбольной команде низшей лиги Detroit Tigers, по окончании спортивной карьеры увлекся антропологией и объединил две свои страсти: стал изучать ритуалы в бейсболе, как другие антропологи изучают ритуалы дикарских племен. Его особенно заинтересовало классическое исследование обитателей Тробрианских островов, или архипелага Киривина, принадлежащего Папуа — Новой Гвинее. Антрополог Бронислав Малиновский наблюдал, как тробрианцы ловят рыбу в лагуне, где она водится в изобилии, и в открытом море, где улов непредсказуем. Островитяне редко прибегают к магии перед рыбалкой в лагуне, поскольку убеждены, что улов там зависит от их знаний и навыков, писал Малиновский в книге 1922 г. «Аргонавты западной части Тихого океана» [13] Малиновский Б. Избранное: Аргонавты западной части Тихого океана. — М.: Росспэн, 2004. . Однако, готовясь выйти в открытое море, проводят все магические обряды, унаследованные от предков, в надежде обеспечить свою безопасность и привлечь удачу.

Гмелч усмотрел параллели с тробрианскими ритуалами в бейсболе. Успех подающего и бьющего зависит в равной мере от мастерства и немалой удачи. Лучшая подача питчера может оказаться за пределами поля, а худшая отскочит прямо в перчатку принимающего и принесет дабл-плэй. Аналогично бьющий может прекрасно отработать битой по мячу лишь для того, чтобы увидеть, как его перехватывает подоспевший издали аутфилдер, а может едва ударить, но все сложится так удачно, что команда получит автоматический дабл. Таким образом, подача и отбив имеют нечто общее с ловлей рыбы в отрытом море. Напротив, успех полевых игроков почти полностью (не считая случаев неудачного отскока мяча) зависит от их умения — как и улов в лагуне. И Гмелч обнаружил, что бейсболисты, совсем как рыбаки-островитяне, прибегают к магии в ситуациях, когда госпожа Удача может оказаться сильнее любого таланта, как тайфун порой оказывается сильнее лучшего рыбака. Происходит это только в хиттинге и питчинге, но не в полевой игре.

Много лет игрок на третьей базе Уэйд Боггз, выходивший отбивающим как против средних, так и против выдающихся игроков сначала в рядах Boston Red Sox, затем New York Yankees в 1980–90-х гг., ел курятину перед каждой игрой. Гмелч привел этот и следующие примеры в 1992 г. в очерке «Суеверие и ритуал [14] Суеверия — это верования, обычно в сверхъестественное, являющиеся движущей силой ритуалов. Ритуалы — практические меры и действия. Однако ритуалы могут порождаться не только суевериями. в американском бейсболе» (Superstition and Ritual in American Baseball), опубликованном в Elysian Fields Quarterly . Игрок между второй и третьей базами Chicago White Sox Оззи Гиллен не стирал форменную майку после удачной игры. После каждой победы San Francisco Giants питчер Рон Брайант прилеплял очередной шарик жвачки к тайной коллекции в заднем кармане. Питчер низшей лиги Джим Омс из Daytona Beach Islanders в этом случае клал в бандаж очередной пенни, и к концу удачного сезона каждый его рывок к первой базе сопровождался характерным звяканьем. Один кэтчер низшей лиги, однажды сумев сделать три хита, на последующие матчи выходил в майке, в которой был на той игре, и вся игровая неделя оказалась очень удачной. «Потом стало жарко, как в пекле, — за тридцать — и очень душно, но я бы ни за что не снял эту майку, — рассказывал он Гмелчу. — Я носил ее еще десять дней, и все считали, что я свихнулся». Великий Yankee Майки Мэнтл компульсивно трогал вторую базу на пути к центру или из центра поля. Другой игрок был более педантичен: он трогал третью базу, возвращаясь на скамейку запасных, но только после иннингов, номер которых делился на три. Аутфилдер Джон Уайт рассказал Гмелчу, как в начале игры выбежал в центр поля и подобрал там клочок бумаги и в тот вечер прекрасно отбивал: «Конечно, я подумал, что это как-то связано с той бумажкой. На следующий вечер я подобрал обертку от жвачки и снова провел отличную игру… С тех пор я каждый раз подбирал бумажки с поля».