Шэрон Бегли - Не могу остановиться: Откуда берутся навязчивые состояния и как от них избавиться

Питчеры считаются людьми одновременно рассудочными и невротичными, что неудивительно, поскольку в своей игре чрезвычайно зависят от того, как отработают остальные восемь членов команды. Питчер низшей лиги Деннис Гроссини, игравший вместе с Гмелчем в Tigers, вставал ровно в десять утра всякий раз, когда должен был открывать вечернюю игру. Через три часа после подъема он заходил в ближайший ресторан, где заказывал два стакана чая со льдом и сэндвич с тунцом. Затем надевал свитшот и бандаж, в которых был на последнем победном матче, и за час до игры совал за щеку порцию жевательного табака Beech-Nut. На питчерской горке он прикасался к буквам в названии команды на своей форме после каждой подачи и поправлял бейсболку после каждого болла. После каждого иннинга, где противник набирал очки, он мыл руки. «Я бы побоялся что-нибудь изменить, — сказал Гроссини Гмелчу. — Пока я выигрываю, буду делать все одинаково… Если у меня нет возможности вымыть руки, мне страшно возвращаться на горку. Я чувствую себя не в своей тарелке».

Разумеется, это относится не только к бейсболистам. Ритуалы характерны для любого вида спорта, отчасти потому, что победа и поражение однозначны и непосредственны. Поэтому их так легко связать с каким-то действием, принесшим хороший или плохой результат, даже если рассудком понимаешь, что это действие никак не может повлиять на твое выступление. Выходя на корт, великий теннисист Рафаэль Надаль расставляет бутылки с водой согласно одному ему известному ритуалу, берет полотенца в определенном порядке, шагает шире или у`же, чтобы не наступить на разметку, пока не сделает подачу. Когда противники меняются сторонами площадки и ненадолго садятся на стулья у боковой линии, Надаль трясет ногами, будто пытаясь стряхнуть с них муравьев. На корт он возвращается зигзагами, оказавшись на задней линии, подпрыгивает как кенгуру. С помощью ритуалов, писал Гмелч, спортсмен «пытается обрести контроль над своей игрой», подобно тому как обычный смертный с компульсивной личностью пытается с помощью безумных правил контролировать свой мир.

В глазах рыбака-островитянина, питчера на горке стадиона Yankee и теннисиста, выходящего на корт Уимблдона, ритуалы действенны и даже рациональны, поскольку дают ощущение контроля над ситуацией и, соответственно, уверенность в себе, что проявляется в большей результативности. Рыбак, верящий, что амулеты и заклинания уберегут его от волны-убийцы, благодаря обретенному ощущению контроля и уверенности менее склонен паниковать при виде опасной волны, а значит, имеет больше шансов спасти свою жизнь. Хиттер, убежденный в чудесных свойствах съеденной на обед курятины, возможно, лучше видит мяч и становится на шаг ближе к удару века.

В определенных ситуациях компульсивное поведение не только далеко от патологии, но и является настолько обыденным, что остается незамеченным. Мы называем такие формы поведения культурообусловленными ритуалами. При взгляде извне культуры, которая их породила, они могут показаться, скажем так, любопытными — в антропологическом смысле — или даже будут восприняты как проявление ОКР, как предполагали исследователи еще в 1990-х гг. В 1994 г. в знаковой статье, опубликованной в журнале Американской антропологической ассоциации Ethos , Сири Далэни и Алан Пейдж Фиш заявили, что черты, «характеризующие ритуалы… также определяют психиатрическое заболевание — обсессивно-компульсивное расстройство», и что у ритуалов и ОКР имеется «общий психологический механизм». Идея сходства культурообусловленных и религиозных ритуалов с ритуалами людей, борющихся с компульсией, восходит, по меньшей мере, к Фрейду, утверждавшему, что в обоих случаях люди испытывают болезненную тревогу, если не выполняют ритуал, а при выполнении проявляют крайнюю педантичность. Ритуалы, писали Далэни и Фиш, «носят принуждающий характер».

Но являются ли они проявлением ОКР? На первый взгляд, сходство несомненно. Рассмотрите любую культуру, которая вам нравится, экзотическую или близкую вам. Например, ритуальное омовение, миква, которое ортодоксальные иудейки считают обязательным для восстановления своей «чистоты» после менструации или родов, или ритуальные свечи шаббата, которые умеренно приверженный вере иудей неукоснительно зажигает каждую пятницу с заходом солнца. Причастие, принимаемое ревностным католиком во время мессы, или намаз, который пять раз в день совершает мусульманин, обратясь лицом к Мекке. Из области экзотики: непальские шерпы, чтобы задобрить демонов и заставить их уйти, расставляют в строгом порядке в виде четырех концентрических кругов 100 крохотных глиняных моделей святилища, 100 печеных лепешек, 100 масляных ламп и 100 фигурок, слепленных из теста. Гуджары — представители этнической общности, проживающей на территории индийского штата Уттар-Прадеш, — пытаются отвести от себя беду совершением ритуального омовения и очищения, сопровождающегося жертвованием богам черного риса, черного кунжута, черных цветов, жженого ячменя и семи черных коров и последующим семикратным обходом образа божества против часовой стрелки. Племя американских индейцев зуньи проводит ритуал шалако, чтобы попросить у богов дождь, здоровье и благополучие. Участники совершают ритуальные подношения в шести местах вокруг деревни, шесть раз затягиваются особой сигаретой и развеивают ее дым в шести направлениях согласно своей системе сторон света. Далее присутствующие наблюдают, как шесть фигур в масках заходят в шесть домов, где будут танцевать и распевать песнопения под шестидольный ритм.

Думаю, Шэла Найсли — убежденная, что числа «четыре», «восемь» и «шестнадцать» обладают особой способностью отгонять несчастья, — прекрасно понимает, что́ должны были чувствовать индейцы зуньи, если заставить их прервать ритуальное курение после пяти затяжек или молиться богам в сопровождении пятидольного ритма. Сила ритуала мгновенно улетучилась бы, как воздух из проколотого шарика, и верующие остались бы, в лучшем случае, взвинченными, неудовлетворенными и растревоженными. Подметив подобные черты сходства между ритуалами и патологическими компульсиями, Далэни и Фиш сделали вывод, что ритуалы, «не имеющие культурной обусловленности… должны считаться симптомами ОКР». Более того, добавляли они, «все виды симптомов, на основании которых ставится диагноз ОКР», наблюдаются в описаниях ритуалов любой культуры.

Отсутствует лишь один — но важнейший — симптом. Как вы помните, обсессивно-компульсивное расстройство эгодистонно. Навязываемые им требования настолько расходятся с тем, что, как больной прекрасно знает, является правдой (наступив на трещину в асфальте, невозможно обрушить гибель и несчастья на свою семью), что ощущаются как нечто стороннее, как результат вторжения в разум, а не собственное его порождение. Напротив, требования ритуала воспринимаются как обоснованная и, в силу погружения в культурную среду и воспитания, неотъемлемая часть самого себя. Даже участники, несколько сомневающиеся в целесообразности ритуала, находят в нем успокоение. До самой смерти моя тетушка благожелательно терпела мои докучливые расспросы, зачем она зажигает свечи шаббата. Разумеется, Эвелин не думала, что Господь поразит ее молнией, если она пропустит пятницу-другую. «Я бы чувствовала, что это неправильно, — говорила она. — Если бы я не зажгла свечи, то весь вечер меня бы не покидало ощущение, что я что-то не сделала. Словно наблюдала бы за собой извне своего тела и ждала, когда эта женщина, на которую я смотрю, распахнет дверь, раз уж она ее отперла, повесит трубку телефона, завершив разговор, — словом, сделает дело, которое прямо-таки напрашивается». Это все равно, что услышать троекратное «соль» в начале Пятой симфонии Бетховена, объясняла она: испытываешь настоящую потребность услышать последующее разрешение в «ми». Без еженедельного ритуала она бы страдала от чувства незавершенности, ее бы постоянно царапала мысль, что она что-то упустила.