Шэрон Бегли - Не могу остановиться: Откуда берутся навязчивые состояния и как от них избавиться

Вот типичный случай. Кейтлин возвращалась на родину из отпуска, проведенного в Европе, но рейс был отложен, и ей пришлось убивать время в аэропорту Амстердама Схипхол — царстве шикарных магазинов. Она решила набрать столько «подарков» близким и друзьям, сколько сможет унести: дизайнерские шарфы и галстуки, дорогой шоколад, роскошные духи и косметику. Вместо опасений Кейтлин испытывала странное умиротворение. Откуда-то пришло убеждение, что красть эти вещи можно, поскольку это подарки, которые она иначе не могла бы себе позволить. С тех пор магазины аэропортов стали ее излюбленными целями, где она регулярно затаривалась журналами, беспошлинной косметикой, одеждой, сувенирами — «в большом количестве» — и до того наловчилась, что играючи пристраивала трофеи в объемистую дорожную сумку, ридикюль и карманы. «С возрастом у меня отпала необходимость в этом, — признается Кейтлин, ставшая успешным риелтором в богатом районе, — но я продолжала красть. Я знала, где в магазине охрана, где стоят видеокамеры, и чувствовала, что вижу и слышу больше, чем обычный человек». Она уходила с уловом сотни раз. Отдавала вещи на благотворительность и дарила родне, набивала комоды, шкафы и гардеробы.

После тридцати кражи Кейтлин участились, и она «тащила все, что только попадало под руку». Однако всему на свете приходит конец, и Кейтлин, разменявшую пятый десяток, арестовывали трижды за три с половиной года. В первый раз — за кражу витаминов и средство от простуды стоимостью в $11,30 для больной подруги. После первых двух арестов она пыталась покончить с этим, но «это был ад», вспоминает она: «Я была совершенно раздавлена. Сказала мужу, что просто должна что-нибудь украсть. "Почему ты не можешь остановиться?!" — закричал он».

«Но я не могла».

Адвокат добился, чтобы ее судили всего лишь за деяние, не представляющее общественной опасности в силу малозначительности, и Кейтлин, признав себя виновной, вышла на свободу, приговоренная к двумстам часам общественных работ (в донорском центре Красного Креста). Она была напугана до смерти. Однако ей повезло, и ее случай — наглядное свидетельство того, что различение между импульсивностью, поведенческой аддикцией и поведенческой компульсией — не просто упражнение в классификации психологических проблем, а важнейший первый шаг к эффективному лечению. Слово «повезло» кажется не слишком уместным применительно к судьбе Кейтлин, но это справедливо в том смысле, что ее кражи были следствием не расстройства контроля над импульсами — как клептомания, от которой не существует проверенного, надежного средства, — а истинной компульсией, движимой тревогой. Поэтому Шульман начал с того, что спросил ее, как спрашивает всех компульсивных воров, почему, на ее взгляд, она так себя ведет. «Я стремлюсь помочь клиентам осознать, что порождает их компульсию, — объяснил он. — Стремление компенсировать утрату или чувство покинутости? Исправить то, что им кажется ошибкой или несправедливостью? Я стараюсь дать им понимание причин их поведения. Часто они отвечают, что представления не имеют, но если разберутся в себе, то их шансы измениться вырастут». Он побудил Кейтлин проанализировать тревогу, толкавшую ее на кражи, и спросил, есть ли иной способ от нее избавиться. «Я всегда задаю вопрос "почему" — почему, почему? — вы чувствуете необходимость так поступать, — сказал Шульман. — Я не согласен с принципом "Анонимных алкоголиков", будто причина не важна, и все, что нужно, — "просто остановиться". Чаще всего понимание полезно и необходимо».

Это когнитивная составляющая когнитивно-поведенческой терапии, которую применяет Шульман, — помочь больной вспомнить, что отец никогда не позволял ей покупать новую одежду: «Это проливает свет на то, что вами движет, на ваши предупредительные сигналы». В случае Кейтлин, когда кто-либо говорил ей, что она не может или не должна что-то делать, это пробуждало озлобляющие воспоминания о лишениях, которые она перенесла в детстве и до сих пор пытается компенсировать.

Хотя Кейтлин к моменту нашей встречи не крала больше года, она до сих пор мечтает об этом изумительном способе борьбы с тревогой. «Я вспоминаю кражи, как вспоминают ушедшего возлюбленного, — призналась она. — Это ностальгические мысли. Думаю, годы, когда я крала, были лучшими в моей жизни».

Удивительная форма приобретательства распространилась в Европе примерно 250 лет назад, когда определенную социальную группу охватила страсть покупать книги, владеть и хвастаться ими, хранить и демонстрировать (но необязательно читать!), причем распространилась настолько, что удостоилась собственного названия — библиомания. Как жертвы, так и свидетели этой страсти усматривали в ней оттенок помешательства, предвосхищая психиатрическую классификацию многих форм компульсивного поведения как душевных расстройств. В одном из нескольких тысяч писем сыну Филипу английский государственный деятель, мастер эпистолярного жанра лорд Честерфилд (1694–1773), узнавший, что у того появился интерес к печатным редкостям, призывал молодого человека «опасаться библиомании ».

Лорд Честерфилд оказался провидцем. В 1809 г. Джон Ферриар, врач Манчестерской психиатрической лечебницы и поэт, воскликнул в одном из стихотворений: «Какие безумные мечты, какие терзания владеют несчастным, заболевшим книгами!» Эта «тираническая страсть» впрягает человека в «ярмо тревоги». Стихотворение представляет собой поэтическое послание другу Ричарду Геберу (1773–1833), и небезосновательно. Гебер прославился тем, что заполнил восемь своих домов в четырех странах печатной продукцией в количестве почти 150 000 экземпляров томов в твердых переплетах плюс тысячи брошюр — всего (по прикидкам его современника, парижского книготорговца) до 300 000 изданий.

Наивысшим расцветом библиомании можно считать 1809 г., когда английский библиограф и министр Томас Фрогнал Дибдин (1776–1847) издал книгу «Библиомания» с подзаголовком «О книжном помешательстве, с некоторыми сведениями об истории, симптомах и лечении этого смертельно опасного заболевания» ( The Bibliomania. Book-Madness; containing some accounts of the History, Symptoms, and Cure of This Fatal Disease ), в которой описал «страсть коллекционирования книг» специфическим медицинским языком. Собираемые безумцами коллекции, предупреждал английский писатель, отец будущего премьер-министра Исаак Дизраэли (1766–1848), являются «домами скорби для человеческого ума». Библиомания «никогда не достигала такого неистовства, как сегодня», отметил Дизраэли в книге «Литературные курьезы» ( Curiosities of Literature ), когда иные самые уважаемые мужи охвачены компульсивной потребностью покупать и выставлять в своих роскошных домах первые издания, пергаменты, издания ограниченных тиражей и крупного формата, а также с неразрезанными страницами, с шелковыми дублюрами, золотыми обрезами, переплетами из окрашенной кожи или в этрусском стиле и другие символы образованности, вкуса и богатства.