Владимир Леви - Одинокий друг одиноких

Меня сразу вытащили, ничего не сломал, лишь легкое сотрясение мозга… Но с этого мига затаилась во мне стерегущая чернота..

Смерть… Она была раньше, когда меня не было… Смерть была мной-другим…

Прибавилось спокойствия, когда выяснилось, что Дом, мир мой-и-ваш, мой-и-наш — может перемещаться, как бы переливаться в Чужое — когда, например, мы вместе гуляем или куда-нибудь едем.

Со своими возможно все, и Чужое уже не страшно, уже становится полусвоим. Когда вы начали оставлять меня в Чужом одного («Ты теперь будешь ходить в детский сад, там такие же мальчики и девочки, как и ты, и никто не плачет»), я плакал, но ждал вас, я ждал и верил.

Как же долго я думал, что мой Дом — это мир единственный, главный и лучший — Большой Мир? А все Чужое — пускай себе, приложение, постольку поскольку… Как долго считал вас самыми главными существами на свете!

Но вы так упорно толкали меня в Чужое, так убедительно отдавали ему — и Чужого становилось все больше, а вас все меньше.

Все больше и больше одиночества.

Когда осваиваешься — ничего страшного.

Есть опасности, зато интересно. Здесь, в Чужом, встречали меня большие, как вы, и маленькие, как я, и разные прочие...

Школа — тоже дом: шумный, сердитый, веселый, опасный, скучный — да, целый мир, сначала чужой, потом в той или иной степени свой…

Среди сверстников есть чужие, есть никакие, есть немножко свои, есть полусвои, есть почти свои, есть свои, но почти…

Школа всякая, знаете ли, прежде и более всего — школа чего? Школа одиночества.

Вся жизнь — школа одиночества.

Весь Большой Мир, да и малый — наш с вами домашний мир — школа одиночества.

Родной дом с каждым годом выроста становится все теснее, все неудобнее, неуютнее…

Родители год от года скучнеют.

Родительский дом — только одни из множества и не самый лучший.

Родители, кончилось ваше царствие — я уже понял, уже открыл с тихой горечью, что не самые вы большие в мире, не самые главные.

Вы не можете оградить меня от Чужого ни в школе, ни во дворе, ни даже здесь, дома, вон его сколько лезет — из телевизора, из компьютера, из меня самого!..

А у вас все то же — «нельзя» и «давай-давай»..

Не большие — уже перегнал вас, не сильные и не умные. И это бы еще ничего…

Знали б вы, как больно и страшно мне было в первый раз убедиться, что вы и не лучшие.

Конец мира был это, конец всему..

Если мне только так кажется, думал я, то я изверг и недостоин жизни. Если не вы, давшие мне жизнь, лучше всех, то кто же? Если не верить вам, то кому же?.. Значит, полусвои и вы?..

Или даже… даже чужие, совсем чужие…

Где же мой Дом, где свои?..

Где-то там, в Большом Мире?.. Но как без вас?

Я еще ничего не знаю и ничего не умею, а Большой Мир неприступен; вес заняты и все занято — в Большом Мире одиноко и страшно…

У меня есть друзья, но они будут со мной, лишь пока не найдут своего, мы в этом не признаемся, но знаем: все мы друг дружке только полусвои, все полуодиночки…

..Вы стали совсем маленькими, невидимыми потерялись. Я ищу вас, родные, слышите?..

Ищу вас и себя…

Чертополох и три кустика за пустырем…

несмотря ни на что

Зачем приходят пациенты в психотерапевтический кабинет? Зачем люди пишут мне письма? Чтобы вылечиться от депрессий, импотенции, неврозов, комплексов? Чтобы решить проблемы, избавиться от того, добиться сего?..

Да, большинство так и думает.

Но на самом деле идут все за лекарствами от одиночества и пишут затем же.

Приходят и пишут, чтобы снова узнать, что они дети, что они хорошие дети и что, несмотря ни на что , жить-то можно.

А можно жить, если одолено одиночество, если побеждена разобщенность душ.

Даже если никого рядом нет, но если узнать, что одиночество врет, что для тебя — Кто-то есть, и что Ты — есть для кого-то, что вы друг за друга, что мы — друг для друга… И все, порядок.

Так просто. И это главное. И вот в этом самом простом и главном нуждается каждый день и ребенок, и любой взрослый, если еще жива в нем душа болящая. Этого простого и главного ищет и ждет каждый день и всю жизнь…

Да, все мы жаждем еще и еще раз узнать, снова и снова поверить, что одиночества нет, что мы вместе — и я каждый раз должен еще и еще раз узнавать, открывать это с тобою, мой Друг, и снова и снова воскрешать в себе веру в наше всегдашнее МЫ, детскую веру, казалось, давно убитую и в который раз похороненную.

Взрослея с тобой, мой Друг, я вспоминаю, что я тоже ребенок, несмотря ни на что …

полуновый ноктюрн сыну

.. Помнишь ли, как мы оставались с тобой вдвоем, мой мальчик?.. Ты засыпал, а я сидел рядом и спрашивал себя и тебя: как научиться быть взрослым?.. Ты был тогда еще уверен, что я это умею, что я всегда все умел… А я не имел права тебя разуверять, до поры до времени..