Франк Берцбах - Не упустить свою жизнь

С точки зрения монастырского трудового уклада можно критически рассмотреть болезненное истощение, синдром эмоционального выгорания. «Зачастую не так просто понять, идет ли речь в случае перегрузки работой о действительно необходимой и неизбежной деятельности или же такая работа — только алиби», — пишут Рупперт и Грюн.

Когда мотивация подпитывается мутным источником, в перегрузке виновато недостаточно качественное горючее. Даже хорошо тренированный спортсмен способен выдержать марафон, только если правильно питается; без этого он быстро сломается. Здесь, похоже, все религии сходятся во мнении. Генри Нувен в своем монастырском дневнике увлекательно описывает чтение дзен-литературы. Он взял с собой в келью целую гору книг, страшась тишины и одиночества. Нувен бросил себе вызов, занявшись работой в монастырской пекарне, и на себе понял, что значит зарабатывать хлеб в поте лица.

Мир для него изменился, когда он прочел книгу Zen and the Art of Motorcycle Maintenance: An Inquiry into Values («Дзен и искусство ухода за мотоциклом»). В ней автор, американский писатель и философ Роберт Пирсиг, описывает два способа забраться на гору — эгоистический и самоотверженный:

Для нетренированного глаза эгоистическое карабканье в гору и самоотверженное карабканье могут показаться совершенно идентичными. Оба вида скалолазов ставят одну ногу перед другой. Оба вдыхают и выдыхают воздух с той же частотой.

Оба останавливаются, когда устают. Оба идут вперед, когда отдохнут. Но какое же между ними различие! Эго-скалолаз подобен инструменту, калибровка которого сбилась. Он переставляет ногу на секунду раньше или позже. Он, скорее всего, не увидит прекрасных лучей солнца, струящихся сквозь кроны деревьев. Он продолжает идти, даже когда небрежность шага указывает на то, что он устал. Он отдыхает, когда не надо. Он смотрит вверх на тропу, пытаясь увидеть, что впереди, даже когда знает, что там, поскольку посмотрел туда секунду назад. Он идет слишком быстро или слишком медленно в существующих условиях, и когда разговаривает, то говорит всегда о каком-то другом месте, о чем-то другом вообще. Он здесь, но его здесь нет. Он отрицает «здесь», оно не приносит ему радости, он хочет находиться на этой тропе дальше, чем то место, где он сейчас, а когда попадает туда, это также не принесет ему счастья, потому что тогда оно будет «здесь». Всё, чего он ищет, всё, чего он хочет, — вокруг него, но он этого не желает, потому что оно — вокруг него. Каждый шаг — усилие, и физически, и духовно, поскольку он представляет свою цель внешней и отдаленной.

Итак, дело не в том, что нам под силу, но с каким отношением мы беремся за работу. Многим людям это знакомо по отношению к пути на работу. Иногда он в удовольствие: мы спокойно идем или едем, наслаждаемся солнцем, настроение прекрасное. В другой день та же дорога — это отнимающий время бег с препятствиями, попытка вовремя успеть. Восприятие пути только отчасти зависит от внешних обстоятельств: можно сохранять хорошее настроение, несмотря на дождливый день и опоздавший, переполненный поезд, а можно мучиться печальными мыслями, от которых не всегда спасает даже хорошая погода. Одна и та же дорога может как отнять много энергии, так и зарядить бодростью.

Кроме того, изнуряет неверное отношение к работе, иногда оно приводит к состоянию эмоционального выгорания. На первой стадии этой болезни часто возникает чувство успеха. Кажется, всё удается и получается само собой. Начинается упоение работой, которое делает человека незрячим ко всему остальному. Такие «состояния потока» приносят на короткое время ощущение бесконечного счастья, но в них таится и опасность. Если сегодня мы говорим, что полностью растворились в своей работе, то вместе с тем сравниваем свою деятельность с идеальной профессиональной жизнью. Она ведь может стать еще лучше?

Впечатляет, что именно здесь бенедиктинцы разглядели опасность, но ведь в основе их точки зрения лежит опыт. «Любой труд полностью поглощает трудящегося», — считают Рупперт и Грюн. Это значит, что через такое сверхотождествление самоценность человека оказывается полностью подчинена работе. Во многих дизайнерских агентствах считается некорректным уходить со службы вовремя. Те, кто не засиживается допоздна, слывут неудачниками. Подобные проекции — примитивнейшие защитные механизмы, но они, к сожалению, широко распространены.

«Трудоголик работает хоть и много, но без результата. Ему просто постоянно нужно что-то делать. Но с точки зрения творчества у него нет времени. Работа у него не спорится, она нужна ему для самооправдания. Он скорее прячется за ней. Девиз бенедиктинцев освобождает нас от необходимости что-то доказывать своей работой или прикрываться ей», — говорят Рупперт и Грюн. Кто ставит перед собой масштабные цели, тот должен держать дистанцию по отношению к работе и не растворяться в ней. Здоровое расстояние создает внутреннюю свободу, необходимую не только для мотивации, но и для творчества. Йозеф Бойс облек эту изнанку труда в такую провокационную формулировку: «Я кормлюсь расточением сил».

Буддизму тоже известны этические правила, имеющие непосредственное отношение к труду. Восьмеричный путь , ведущий к пробуждению, подчеркивает значение «цельного» или «правильного образа жизни» (санскр . samyag ājīva ). Согласно этой философии, рассуждает Михаэль фон Брюк, обеспечение средств к жизни должно находиться в гармонии с двумя центральными буддийскими ценностями: внимательностью и сопереживанием . В то время как в христианском мире труд рассматривается в связи с экономикой, буддийское учение связывает его с этикой.

«Смысл работы (иначе говоря — жизнеобеспечения) состоит в том, чтобы обеспечивать жизнь — мою, моих близких, жизнь других, жизнь всех. Буддистский труд — сохранение жизни, защита жизни, забота о жизни», — утверждает публицист и теоретик буддизма Франц-Йоханнес Литч. Эта мысль возникает в той картине мира, где всё взаимосвязано. Всё просто, смотрите: вы только потому можете читать эту книгу, что автор ее написал. Его поддерживали семья и друзья; издательство и множество коллег вкладывали свой труд и творческую энергию в текст, чтобы в итоге издатель его оценил и продал. Я бы заблуждался, если бы считал, что раз автор — я, то это «моя книга». Ведь сначала кто-то придумал бумагу. До меня было написано много книг. И как только в вашей голове череда маленьких черных букв наполняется смыслом, вы становитесь соавтором.

В буддизме на это посмотрели бы так: я всего лишь маленькое звено в цепи событий, где всё взаимосвязано и непостоянно. От изобретателя бумаги до вас, читателей, все имеют отношение к этой книге. Потому и нет причины мне единолично гордиться ею: без целого ряда зависящих друг от друга обстоятельств, необозримо длинного и хрупкого, книги вовсе не существовало бы.