Атул Гаванде - Все мы смертны. Что для нас дорого в самом конце и чем тут может помочь медицина

В совещании также принимали участие старшая медсестра Лоис Грейсинг, старший аниматор, социальный работник… и вот я смотрю на них и вижу, как они переглядываются, закатывают глаза и говорят: “Как это интересно!” Я говорю: “Хорошо, я впишу двух собак”. А сам думаю: “Ну, я не то чтобы в таком же восторге, как вы все, но двух собак я впишу”.

Но тут Билл спрашивает:

– А кошек?

Я говорю:

– Каких еще кошек? Мы и так уже вписали двух собак!

– Не все же любят собак, – говорит Билл. – Многие любят кошек.

– То есть мы хотим и кошек, и собак?! – говорю я.

– Давайте впишем, – настаивает Билл. – Нам же понадобится предмет для торга.

– Хорошо, я впишу одного кота, – решаюсь я.

– Нет-нет-нет! У нас же два этажа. Нужно по две кошки на этаж!

– Мы что, хотим заявить отделу здравоохранения, что заводим двух собак и четырех кошек?!

– Ага, именно, давайте так и запишем.

Я говорю:

– Да записать-то я запишу. Но, по-моему, мы зарываемся. С ними этот номер не пройдет.

И тут Билл говорит:

– Да, и еще же птицы!

Я ему говорю, что в законе черным по белому прописано: держать птиц в домах престарелых запрещено.

А он на это:

– Да вы только представьте себе – вот посмотрите в окно, – представьте себе, что сейчас январь или февраль. Вокруг метровый слой снега. Что вы здесь слышите зимой, в нашем доме престарелых?

– Кто-то стонет, – отвечаю я. – Кто-то, может, и смеется. Там и сям включены телевизоры, может, немного слишком громко. Ну, еще объявления по громкоговорителю…

– А еще что?

– Наверное, разговоры медсестер друг с другом и с подопечными.

– Да, – говорит Билл, – но разве это звуки жизни ? Разве в них есть радость ?

– А что же, тут птичье пение должно раздаваться?

– Вот именно!

– Ну и сколько птиц должны обеспечить это пение?

– Скажем, около сотни, – говорит Билл.

– СТО ПТИЦ? В доме престарелых?! Да вы в своем уме? Вам приходилось жить в доме, где держат двух собак, четырех кошек и сотню птиц?

– Нет, – говорит он, – но, может быть, стоит попробовать?

В общем, похоже, у нас с доктором Томасом разные подходы. А у остальных троих тем временем уже глаза на лоб полезли, сидят и только шепчут: “Боже милостивый! Зачем нам все это?”

Я говорю:

– Доктор Томас, я на вашей стороне. Я готов мыслить нестандартно. Но я не уверен, что хочу, чтобы мое учреждение стало похоже на зоопарк. И чтобы здесь пахло, как в зоопарке. Так что я не представляю себе, как мы это организуем.

Он говорит:

– Положитесь на меня.

– Если вы докажете мне, что дело стоит того, – говорю я.

Этих слов Томас и дожидался. Ведь Хэлберт не сказал “нет”. Они провели еще несколько совещаний, и Томас взял начальство измором. Он твердил про “три бича”, упирал на то, что обитатели домов престарелых умирают не от старости, а от скуки, одиночества и беспомощности, и что он хочет найти средство против этих напастей. Ради такой цели надо испробовать все методы!

Они подали заявление на грант. Хэлберт считал, что шансов нет. Но Томас настоял, чтобы они все вместе поехали в столицу штата и лично поговорили с чиновниками, чтобы склонить их на свою сторону. И они получили грант и добились всех необходимых исключений и послаблений в законе. И когда грант был одобрен, вспоминает Хэлберт, он сказал себе: “Господи, и теперь придется все это делать”.

Задача наладить процесс была возложена на старшую медсестру Лоис Грейсинг. Ей было уже за шестьдесят, и она почти всю жизнь проработала в домах престарелых. Поэтому ей пришлась по душе мысль привнести новизну в жизнь стариков и сделать ее лучше. Она говорила мне, что для нее это был “великий эксперимент”, и решила, что ее задача – найти компромисс между несколько избыточным оптимизмом Билла Томаса и осторожностью и косностью остальных сотрудников.

Задача была не из легких. В каждой организации есть своя устоявшаяся культура, свои представления о работе. “Корпоративная культура – это сумма общих привычек и ожиданий”, – говорит Томас. С его точки зрения, именно привычки и ожидания вывели на первый план внутренний распорядок и безопасность, а не качество жизни, именно привычки и ожидания не позволяли дому престарелых завести даже одну-единственную собаку. Билл хотел, чтобы в доме было как можно больше животных, зелени и детей, чтобы они прочно вошли в жизнь каждого обитателя. Естественно, это в какой-то степени помешает работе сотрудников катиться по привычной колее, но ведь это тоже часть плана! “Корпоративная культура чудовищно инерционна, – говорит Томас. – На то она и культура. Она актуальна, пока держится. Культура душит новаторство в зародыше”.

Чтобы остановить эту инерцию, Билл решил, что нужно атаковать непосредственно осторожность и косность – “ударить их побольнее”, как он выразился. Билл назвал это “большим взрывом”: не надо заводить одну собаку, кошку или птицу, а потом смотреть, какая у кого будет реакция. Надо завести всех животных сразу – и по возможности одновременно.

Той же осенью в доме престарелых появилась борзая по кличке Таргет, мопс Джинджер, четыре кошки, а также птицы. Были выброшены все искусственные растения, во все комнаты поставили горшки с живыми. Дети сотрудников стали после школы заходить на работу к родителям, друзья и родные постояльцев разбили за домом садик и оборудовали детскую площадку. Это была шоковая терапия.

Приведу один пример, который хорошо говорит о размахе перемен: администрация приобрела сотню волнистых попугайчиков, и их доставили всех сразу. Кто-нибудь знает, как разместить сто попугаев в доме престарелых? Нет, никто. Кроме того, когда грузовик с птицами прибыл, выяснилось, что клетки для них еще не привезли. Поэтому водитель просто выпустил птичек в салон красоты на первом этаже, закрыл дверь и уехал. Клетки приехали под вечер, и то не собранные, а в плоских коробках. По словам Билла Томаса, это было “сущее столпотворение”. Вспоминая об этом, Билл до сих пор улыбается. Такой уж он человек.

Они с Джуди, старшая медсестра Лоис Грейсинг и еще кто-то из сотрудников несколько часов собирали клетки, вылавливали попугайчиков из тучи перьев в салоне и разносили птиц по комнатам. А старички собрались под окнами салона и смотрели. Чуть животики не надорвали со смеху, говорит Билл. Вспоминая, какими неопытными были сотрудники “Чейз-Мемориал”, он только руками разводит: “Мы совершенно не понимали, что творим. Ни-че-го не соображали”.

Но это и было самое прекрасное. Их невежество было столь полным и всеохватным, что никто не знал, откуда ждать опасностей, и просто делал свое дело – в том числе и сами старички. Все, кто был физически в состоянии, выстилали клетки газетами, искали матрасики и миски для кошек и собак, звали детей помогать. Кругом царил восторженный хаос – или, как дипломатически выразилась Лоис Грейсинг, “приподнятое настроение”.