Атул Гаванде - Все мы смертны. Что для нас дорого в самом конце и чем тут может помочь медицина

Я спросил у Керен Уилсон, почему пансионаты для проживания с дополнительным уходом так часто оказываются неудачным решением. Она считает, что на то есть несколько причин. Во-первых, сделать так, чтобы пожилые люди в самом деле смогли вести почти независимую жизнь, – это не так-то легко. Даже объяснить сотрудникам подобных учреждений, что это на самом деле значит, бывает непросто. Вот, к примеру, как помочь человеку одеться? В идеале надо позволить ему сделать самостоятельно все, что он сможет, и таким образом потренировать сохранившиеся навыки и подкрепить ощущению независимости. Однако, говорит Керен, “гораздо проще одеть кого-то, чем дать ему одеться самому. Это быстрее. И не так раздражает”. Так что если не внушить сотрудникам, что их главная задача – тренировать навыки своих подопечных, они в результате одевают их, будто тряпичных кукол. И постепенно все скатывается к тому, что выполнение определенной задачи становится важнее самих людей.

Хуже того: у нас нет внятных критериев, позволяющих оценить, насколько хорошо данное заведение действительно помогает человеку жить. Зато у нас есть точнейшие системы оценки безопасности и здоровья. Легко догадаться, что интересует тех, кто управляет домами престарелых и пансионатами, – не похудел ли папочка? Вовремя ли он принимает лекарства? Не падает ли он? Но никому не интересно, не одиноко ли ему.

А самое обидное и самое главное, по словам Уилсон, – то, что пансионаты организуются не столько для удобства самих пожилых людей, сколько для удобства их детей. Именно дети обычно принимают решения, где будут жить их старики-родители, – и это видно уже по тому, как устроена реклама подобных учреждений. Она прежде всего сфокусирована на, как это называют маркетологи, “визуальных решениях”: скажем, оформляют очень красивое лобби, словно в дорогом отеле, – именно это, как мы помним, и бросилось в глаза Шелли при первом визите в пансионат. Нахваливают свой компьютерный класс, гимнастический зал, обещают поездки на концерты и в музеи – словом, все то, чего желали бы для своих престарелых родителей образцовые сын или дочь средних лет, но вовсе не обязательно то, чего хотят сами старики. А главное – прежде всего рекламируются меры безопасности. Почти никогда упор не делается на то, что администрация прежде всего постарается, чтобы человек жил так, как хочет он сам. Тем более что дети везут родителей посмотреть дома престарелых, как правило, именно тогда, когда старики становятся “взбалмошными и упрямыми”. И в этом отношении традиционные заведения мало чем отличаются от продвинутых пансионатов.

Керен Уилсон вспоминает слова одной из своих коллег: “Для себя мы хотим независимости, а для своих близких – безопасности”. Это и есть главная проблема и главный парадокс в жизни немощных стариков: для тех, кто нам дорог, мы желаем именно того, от чего мы сами наотрез отказались бы, сочтя это посягательством на нашу личную свободу.

Правда, продолжает Керен, отчасти в этом виноваты и сами старики, поскольку перекладывают бремя принятия решения на детей. Во многом это следствие распространенного предрассудка, согласно которому старики просто недостаточно хорошо соображают, чтобы принимать такие решения самостоятельно. Кроме того, здесь есть что-то от традиционной преемственности поколений, что-то вроде “вы теперь главные, вы и решайте”.

А с другой стороны, не так уж часто сын или дочь задаются вопросом, захотела бы мама жить именно в этом месте, понравится ли ей здесь, то ли это, что ей нужно. Гораздо чаще они смотрят на дело через собственную оптику, задают себе совсем другой вопрос: “Будет ли мне спокойно, если я отправлю маму сюда?”

Лу не пробыл в пансионате и года, но уже было ясно, что он не прижился. Поначалу он сам очень старался, чтобы ему здесь было хорошо. Нашел еще одного старика-еврея по имени Джордж, и они подружились: играли в карты и посещали синагогу по субботам (от последнего Лу всю жизнь старательно уклонялся). К нему проявили романтический интерес сразу несколько дам, однако он по большей части не обращал внимания на их авансы. Однако не всегда. Как-то вечером он устроил у себя в квартирке небольшой прием: пригласил двух своих обожательниц, и они распили бутылочку бренди, которую принесли дамы.

“Но после этого отец потерял сознание, упал, ударился головой и в результате оказался в больнице”, – рассказывала Шелли. Причем когда его наконец выписали, он первый же потешался над собой: “Надо же, пригласил девчонок, а сам едва одну рюмку хлопнул – и вырубился!”

Итак, Лу проводил три дня в неделю у Шелли, а остальное время изо всех сил пытался наладить жизнь в пансионате, несмотря на все изъяны тамошнего уклада. И все вроде бы складывалось прилично. В девяносто два года Лу постепенно сумел организовать себе приемлемую повседневную рутину.

Но тут стало подводить тело. Усугубились симптомы ортостатической гипотензии. Он стал все чаще терять сознание и без всякого бренди. И днем, и ночью, и на прогулке, и когда вставал с постели. Постоянно приезжала скорая, то и дело приходилось ходить по врачам, делать рентген. Ситуация окончательно стала безнадежной, когда выяснилось, что Лу больше не может самостоятельно осилить долгий путь в столовую – по коридору, а потом на лифте. От ходунков он по-прежнему отказывался, и это был для него повод для гордости. Шелли была вынуждена загружать холодильник отца готовой едой, которую Лу мог потом разогреть в микроволновке.

Шелли поняла, что снова тревожится за отца. Он плохо ел. У него слабела память. И если не считать регулярных визитов медсестры и вечерних проверок, когда к нему заходила нянечка, Лу почти все время просиживал один-одинешенек у себя в комнате. Шелли видела, что отец совсем сдал и что ему нужен более тщательный уход и присмотр. И придется перевезти его куда-то, где есть круглосуточная сиделка.

Она посмотрела один дом престарелых неподалеку. “Он был из приличных, – вспоминает Шелли. – Чистенький такой”. Но дом престарелых – это дом престарелых. “Там вдоль стен в коридоре стояли инвалидные кресла, а в них обмякшие люди. Ужас!” – по словам Шелли, ее отец боялся попасть в такое место больше всего на свете. Он не хотел, чтобы его мир был ограничен койкой, шкафчиком, крошечным телевизором и занавеской, за которой лежит еще один совершенно чужой человек!

Но ничего не поделаешь – как ни ужасна была обстановка в доме престарелых, Шелли казалось, что ей все равно придется отправить отца туда. Я спросил: а почему?

– Я думала, что главное – это безопасность. А потом уже все остальное. Мне надо было обеспечить его безопасность.

Керен Уилсон совершенно правильно описала, как все это происходит. Шелли была любящей и преданной дочерью – но считала, что у нее нет другого выхода, кроме как отправить отца туда, куда он больше всего боялся попасть.