Сэмюэль Тьюк - ОПИСАНИЕ РЕТРИТА, заведения близ Йорка для умалишенных из Общества Друзей [Содержит отчет о его возникновении и развитии, способах лечения, а также описание историй болезни]

Рано утром я отправился в Приют, чтобы произвести осмотр всего здания; отдав распоряжение открыть великое множество дверей, я подошел к одной двери, расположенной весьма скрытно в кухонных помещениях и почти полностью спрятанной при открывании двери в коридор; я приказал открыть эту дверь; смотрители колебались и сказали… что у них нет ключа; я приказал им принести ключ, но мне было сказано, что он затерялся, и в данный момент его никак не найти; после таких слов я рассердился и сказал им… что если они не найдут ключ, то я найду его у кухонной плиты, а именно, кочергу; после этих слов ключ незамедлительно принесли. Когда дверь открылась, я вошел в коридор и обнаружил там четыре камеры, площадью, полагаю, около четырех футов, в самом ужасающем и отвратительном состоянии, солома, похоже, была насквозь пропитана мочой, а… стены вымазаны экскрементами. Отдушины… в каждой камере были частично ими забиты… Я спросил у смотрителя, обитают ли в этих камерах пациенты? И мне сказали, что да, они здесь ночуют. Затем я пожелал, чтобы он проводил меня наверх по лестнице, и показал, где обитают женщины, которые вышли из этих камер сегодня утром… он провел меня в помещение… размер которого, по его словам, составлял двенадцать футов на семь футов десять дюймов, и в котором находились тринадцать женщин, по его словам, покинувших камеры сегодня утром… Мне стало дурно, и я не мог больше оставаться в этом помещении… До того, как я увидел эти камеры, Аткинсон, аптекарь, и смотрители неоднократно уверяли меня, что я видел все здание, где находились пациенты — те же сведения были и у архиепископа и других попечителей с самого начала расследования, никто из них не знал о существовании этих камер.

На ежеквартальной сессии собрания попечителей, состоявшейся 14 апреля, открывшиеся скандальные подробности вызвали многочисленные «яростные споры и взаимные обвинения», и, невзирая на сопротивление старых попечителей, защищавших Беста, было принято предложение Николя: «по мнению настоящего Собрания, мистер Хиггинс имеет полное право на благодарность попечителей за его честные, бережные и успешные усилия по раскрытию случаев дурного обращения, распространенных в данном заведении». Также на этом собрании, впервые более чем за четверть века, были назначены инспекторы, дабы гарантировать, что подобное никогда не повторится.

Хотя теперь казалось, что путь расчищен, Хиггинс принял меры предосторожности и повторно опубликовал в газетах злополучную историю Приюта 26 августа как раз накануне решающего ежегодного общего собрания, закончив свою статью обращением к попечителям:

От имени всех тех, чья насильственная смерть записана в журналах таким образом, чтобы скрыть от вас реальные факты, я призываю к правосудию. От имени ста сорока четырех пациентов, чья смерть была скрыта от общественности и от вас, я призываю к правосудию. Я призываю вас очистить заведение от каждого, кто пренебрег или злоупотребил своим служебным положением. Я призываю вас очистить эти Авгиевы конюшни сверху донизу.

Собрание проводилось в Ратуше под председательством архиепископа Йоркского и продолжалось два дня. Сэмюэль Тьюк так писал об этом:

Обсуждался и с некоторыми поправками был принят новый свод правил, предварительно получивший одобрение в комитете и в собрании попечителей. Лорд Фитцуильям и лорд Милтон выразили величайшее удивление по поводу использования средств не по назначению, и задавали вопросы д-ру Б. самым суровым образом. У последнего, однако, была многочисленная группа друзей; и, по-видимому, было напрасно пытаться добиться справедливости в этом случае, однако оказалось возможным совершить правосудие по отношению к подчиненным сотрудникам. Была предложена резолюция о новом найме всех работников в заведении, — т. е. в определенный день все рабочие места будут объявлены вакантными… и она была одобрена. Не проводилось расследования ответственности д-ра Б. за плохое обращение с пациентами. Проверка его деятельности была строго ограничена злоупотреблением фондами. Присутствовали около восьмидесяти попечителей.

Другими словами, были уволены все штатные врачи, смотрители и нянечки, а д-ру Бесту было позволено уйти в отставку по причине слабого здоровья. Управляющий хозяйством — как будто для того, чтобы официально поставить точку на этом постыдном эпизоде и подтвердить подозрения реформаторов — отказался передать счетные книги, которыми он ведал. Вместо этого он сжег их, и таким образом навсегда уничтожил правдивые записи о пациентах и денежных средствах Приюта.

Это была настоящая победа. Не просто дух Ретрита восторжествовал над Приютом, но сами сотрудники Ретрита взяли на себя руководство в новом месте: Джордж и Кэтрин Джепсоны занялись надзором за пациентами и преобразованиями в системе внутреннего управления до появления нового персонала; Сэмюэль и его кузен Дэниель вместе с Николем, Греем и другими «согласно новым правилам были включены в состав правления. Три леди были назначены еженедельными инспекторами; Джеймс Ричардсон, Джон Мэйсон, Уильям Тьюк и С. Уеллбелавд — ежеквартальными инспекторами».

«Какие неимоверные усилия множества людей были потрачены впустую, а маленькая книжка, в которой Приют едва ли был упомянут, сразу же достигла успеха — вряд ли мне нужно упоминать название — „Описание Ретрита“ м-ра С. Тьюка», — писал Николь. Это был поистине победоносный триумвират: Тьюк, неустанный гуманист, чей девиз был: «Ничего еще не сделано, пока осталось еще хоть что-нибудь не сделанное», горячая голова Хиггинс, беспощадно изобличавший пороки, и сам Николь, чей невозмутимый юридический разум разрабатывал стратегию.

Вряд ли можно было ожидать, что кампания по либерализации и гуманизации лечения душевнобольных еще долго будет оставаться событием лишь местного значения. Эксперимент Ретрита послужил примером нового отношения к социальному обеспечению беднейшей части населения. Это был век, когда атакам подвергались все старые тирании — общественный строй, религия, рабство — и новые веяния находили самый живейший отклик в умах прогрессивных людей метрополии. Заметной фигурой был тогда Эдвард Уэйкфилд (1774–1854), комиссионер по продаже земельной собственности с Пэлл-Мэлл. В 1812 году на страницах «Филантропа» он уже выдвигал план по созданию государственных лечебниц для душевнобольных, а в 1813 году в том же издании было опубликовано еще одно обращение. Оно содержало данные Джорджа Пола, озвученные перед специальным парламентским комитетом 1807 года, что послужило поводом к принятию «Закона об улучшении лечения и содержания душевнобольных из нищих и преступников в Англии», известного как Закон Уинна. Даже если бы «Описание Ретрита» Тьюка перестало служить источником вдохновения, обзор в «Филантропе» (1813, 3, 326–338) занял бы его место. Обзор был написан Томасом Хэнкоком (1783–1848), врачом, учившимся в Эдинбурге, лицензиатом Королевского терапевтического колледжа, врачом в диспенсариях Сити и Финсбери, квакером и соучеником Сэмюэля Тьюка, с которым он переписывался по «теме душевных болезней» еще с 1804 года: