Сэмюэль Тьюк - ОПИСАНИЕ РЕТРИТА, заведения близ Йорка для умалишенных из Общества Друзей [Содержит отчет о его возникновении и развитии, способах лечения, а также описание историй болезни]

И тогда реформаторы предприняли свое главное наступление. После удачной попытки прийти на собрание в качестве попечителей они решили пойти еще дальше, и на сей раз обеспечили себе подавляющее большинство. На заседании, перенесенном на 7 января 1814 года, где предстояло рассмотреть доклад об остальных делах, представленных Хиггинсом, неожиданно появилась группа из двадцати семи человек, уплативших требуемый взнос и включенных в состав попечителей. Среди них был и Годфри Хиггинс. Также среди них были Уильям и Сэмюэль Тьюки, которым было язвительно замечено, что, хотя взносы и сделали их попечителями, они «не сделали их джентльменами». Из шестидесяти присутствовавших попечителей не менее сорока были из группы реформаторов. Общая сумма взносов составляла 800 фунтов.

«Получив право считаться попечителями, мы вместе с дедом, — писал Сэмюэль в тот вечер, — посетили отложенное заседание попечителей в Приюте. Председательствовал архиепископ. Прежде чем начать разбирать вопросы, он произнес речь, чрезвычайно дельную, человечную и искреннюю, в которой признался в перемене, произошедшей в его настроениях относительно состояния дел в Приюте, воспоследовавшей за рассмотрением жалоб. Он продемонстрировал сколь высока должна быть мера усердия, необходимого для защиты против насилия в заведениях подобного рода, и выразил высокое удовлетворение действиями своих коллег по комитету. В их докладе сообщается, что в одном из случаев — дело Кидд [Марта Кидд, поступила в сентябре 1806 года и переведена в дом призрения Понтефракта в октябре 1812 года] — грубое несоблюдение чистоплотности доказано в полном объеме; что в деле Шори [преподобный Джон Баттерфилд Шори, в прошлом из Куинз-колледжа, Оксфорд, который трижды попадал в Приют с 1807 года и умер там в декабре 1812 года] со всей очевидностью установлено, что имело место грубое пренебрежение опрятностью; и что поведение некоторых служителей было в высшей степени предосудительным. В других случаях обвинения не были столь очевидно доказаны юридически, чтобы требовать по ним вынесения порицания. Их доклад был принят собранием в качестве постановления; было также решено назначить комиссию для изучения порядков, организации работы и состояния Приюта и доложить факты и их мнение по данным вопросам на будущем собрании… Явное численное превосходство реформаторов… присоединившихся к нам с единственной целью принести пользу благотворительному учреждению, восстановив его первоначальное предназначение и установив такие преграды на пути злоупотреблений и насилия, которые с большой долей вероятности смогут их предотвратить, — писал Сэмюэль с некоторым облегчением, — пресекли любую попытку сопротивления, и таким образом резолюции, которые три месяца тому назад были бы презрительно отвергнуты, ныне принимались единодушно». Чтобы отметить такое событие, он послал архиепископу экземпляр «Описания Ретрита».

Неделю спустя Тьюки впервые посетили и осмотрели Приют уже как попечители:

На сей раз их [пациентов] было около 160 человек, все они размещались в главном здании, которое, естественно было переполнено. Свыше двадцати пациентов были заперты вместе в очень маленьких дневных палатах, не оборудованных для проветривания, физических упражнений и естественных нужд. Вид этих людей вызывал неописуемую жалость. Лица их, по большей части, были отощавшие, землистого цвета. Носы их имели тот красноватый или синевато-багровый оттенок, который обычно говорит о крайней бедности и запущенности, и спертость воздуха в помещениях была почти невыносимая.

Сэмюэль увидел одного пациента «совсем без одежды, стоящего в моечной на мокром каменном полу, очевидно в последней стадии угасания. Состояние тела пациента было невероятно грязным… Все говорили о нем, как об умирающем». По его настоянию, «этого пациента перевели в другую часть приюта, где за ним лучше ухаживали, и через несколько месяцев он оправился настолько, что его вернули в приход хоть и в слабом, но безобидном состоянии рассудка».

Вслед за этим они пригласили группу новых попечителей, включая Николя, осмотреть Ретрит с тем, чтобы показать им, что можно сделать. Но все же Сэмюэль был далек от удовлетворения по поводу достигнутых ими успехов. «В Ретрите имеется несколько значительных изъянов», — признавался он в своем дневнике, и затем продолжил описывать их под тремя заголовками. Во-первых, здания не обеспечивают достаточной возможности для надзора за пациентами; он бы предпочел план круглого здания от Джереми Бентема, которое Уильям Старк оборудовал для Приюта в Глазго. Он также задумывался над тем, «нельзя ли обойтись без высоких стен». Во-вторых, «систему организации» можно было бы улучшить, уделяя больше внимания классификации пациентов «по состоянию рассудка». Он сожалел о том, что сиделки «настолько заняты насущным обслуживанием пациентов, что и у них не остается достаточно времени для того, чтобы развлечь их прогулками, и т. п… Один-единственный человек… обладающий смышленостью и человеколюбием может оказаться чрезвычайно полезным в общем уходе за пациентами, и проводить время с теми, кто ближе всех к выздоровлению и здравомыслию». В-третьих, он считал, что правила Ретрита должны предоставлять возможность еще более частых посещений, что является самым верным способом предотвращать плохое обращение — тема, которой Николь позже посвятил небольшой трактат. О, как желательны остаются эти усовершенствования в столь многих заведениях даже сегодня!

В конце февраля Тьюк смог сообщить Уильяму Моду, что

дело Приюта продвигается отлично, хотя нам и неизвестно, с какими противодействиями мы можем столкнуться на Общем собрании Восьмого месяца, когда нужно будет все решать. Если… кто-нибудь из ваших соседей подумывает о том, чтобы стать попечителем, хорошо бы, чтобы они поторопились… Многие старые попечители, которые, по слухам, могут иметь приверженность к старым методам, возможно, будут присутствовать на собрании, и, если друзья д-ра Беста собираются предпринять какие-то усилия, то они удачно выберут для этого время. Чем дальше продвигается Комитет в своем расследовании, тем более чудовищной представляется вся система в целом и ее практическое применение. В настоящее время все происходящее без околичностей выглядит всего-навсего частным предприятием, осуществляемым за государственный счет в интересах врача… Те пациенты, кто платит больше четырнадцати шиллингов в неделю, считаются под личным попечением д-ра Беста, и он кладет себе в карман все, что они платят сверх этой суммы.

Но худшее было еще впереди. Неутомимый Хиггинс продолжал «питать тяжкие подозрения, что самые вопиющие случаи дурного обращения по-прежнему имели место», и, оказавшись в Йорке на «неделю выездной сессии суда присяжных… чтобы принять участие в работе большого жюри», он решил сам обследовать каждый дюйм Приюта. Этим он занялся в восемь часов утра 24 марта 1814 года. О том, что он увидел, лучше всего узнать из его сообщения парламентской комиссии, которая начала свою работу с чтения этого свидетельства: