Сэмюэль Тьюк - ОПИСАНИЕ РЕТРИТА, заведения близ Йорка для умалишенных из Общества Друзей [Содержит отчет о его возникновении и развитии, способах лечения, а также описание историй болезни]

Существует много аналогий между разумным обращением с детьми и с сумасшедшими. Локк заметил, что воспитание — это «большое искусство, и тот, кто нашел способ сохранить душу ребенка непринужденной, деятельной и свободной и в то же время удерживать ребенка от многих вещей, к которым его влечет, и направлять его к тому, что ему не совсем нравится» [37].

В высшей степени желательно, чтобы служители, занимающиеся душевнобольными, обладали именно таким влиянием на их рассудки; но этого невозможно добиться строгостью и суровостью. Как правило, не достигнут большего успеха и попытки принять важный вид и напугать пациента возможными последствиями.

Излишняя фамильярность с маниакальным пациентом в момент, когда тот впервые попадает в новую ситуацию, как правило, не считается целесообразной. В некоторых случаях это может иметь тенденцию к уменьшению авторитета служителя, который время от времени необходимо проявлять. Иногда бывают также случаи, когда сухая и солидная манера держать себя может дать преимущества. Но, в общем и целом, даже в отношении более буйных и шумных маньяков успешным оказывается совсем иное поведение; лучше всего подступаться к ним с мягкой убедительностью. Управляющий уверяет, что в этих случаях он обнаружил, что особенно необходимо говорить с пациентом голосом добрым и пониженным. Так что верны античные максимы,

Кроткий ответ отвращает гнев.

Мягкая речь лечит ум, гневом помраченный.

Однако следует понимать, что убеждение, распространяемое на пациентов, ограничено теми моментами, которые влияют на их свободу или комфорт. Не было установлено никаких преимуществ, возникающих из попыток урезонить наших пациентов касательно их конкретных галлюцинаций. Одним из отличительных признаков безумия является фиксированная ложная концепция, которая служит причиной почти полной неспособности прислушаться к доводам. Соответственно, попытка опровергнуть их убеждения, как правило, раздражает их, и еще сильнее вбивает им в голову ложное восприятие. Было несколько случаев, когда, с помощью какого-то поразительного свидетельства удавалось вырвать маньяка из его излюбленного, несовместимого со здравым смыслом представления. Но равным образом вслед за этим в силу вступало иное, столь же безрассудное.

Что касается меланхоликов, то беседовать об их унынии полагаю в высшей степени неразумным. Следовать надлежит прямо противоположной методе. Прибегать можно к всевозможным способам, чтобы соблазнить разум отвлечься от своих излюбленных, но печальных размышлений с помощью физических упражнений, прогулок, бесед, чтения и других невинных разновидностей отдыха и развлечений. В нескольких случаях мы наблюдали в нашем Заведении поразительный эффект от упражнений и разнообразных видов деятельности. Несколько лет тому назад к нам, по его собственной просьбе, поступил пациент с ярко выраженными меланхолическими и ипохондрическими симптомами. От дома до нас он прошел расстояние в 200 миль в компании с другом; и по прибытии обнаружил гораздо меньшую склонность к обсуждению собственных абсурдных и меланхолических взглядов на свое состояние, нежели прежде.

(Хотя у этого пациента сохранилось гораздо меньшая склонность к беседам на данную тему, ипохондрические идеи все же остались, как доказывает следующее описание им самого себя, почти дословно воспроизводящее его собственное высказывание: «У меня нет души; у меня нет ни сердца, ни печени, ни легких; у меня вообще ничего нет в теле, ни капли крови в венах. Кости мои все сгорели в пепел: у меня нет мозга; а голова иногда тяжела, как железная, а иногда мягкая, как пудинг». Другой пациент, его сотоварищ по несчастью и тоже ипохондрик, развлекался, перелагая это трогательное нелепое описание в следующие стихотворные строки:

Этот пациент был садовником по профессии, и управляющий незамедлительно усмотрел, исходя из воздействия долгого путешествия, уместность держать его занятым. Он провел больного в сад, беседовал с ним о садоводстве и вскоре обнаружил, что пациент великолепно разбирается в формирующей обрезке и других разделах своего искусства. Он предложил несколько улучшений в организации сада, которые были приняты, и садовника попросили предоставить пациенту полную занятость. Однако вскоре он проявил нерасположение к регулярным усилиям и значительную склонность к бродяжничеству, что и раньше было одной из характерных особенностей его недуга. Садовнику неоднократно предписывалось поощрять трудовые занятия пациента и следить за тем, чтобы тот не покидал территорию. Но, к сожалению, исключительные способности пациента возбудил ревность в сознании садовника, что заставило его с неприязнью относиться к помощи со стороны больного; и как соответственно можно было предположить, пациент повиновался инструкциям садовника весьма неидеально.

Несколько раз бедняга бродил вокруг заведения за пределами сада, что, учитывая состояние его рассудка, повергало семью в значительное беспокойство. Разумеется, стало необходимо больше времени держать его взаперти, однако он часто уходил. Управляющий пользовался возможностью сопровождать его в прогулке по полям или по саду и на некоторое время занять его спокойным ручным трудом. Поскольку расстройство усиливалось, все труднее становилось заставить пациента работать с напряжением сил; но даже в этом состоянии, поработав некоторое время он, судя по всему, забывал свои мучительные мысли и чувства, и, бывало, с явным здравомыслием обсуждал общие темы.

В этом поистине прискорбном случае управляющий несколько раз пробовал эффективность длительных прогулок, во время которых наличествовали многообразные и привлекательные обстоятельства, но ни они, ни беседы, которые велись, не могли выманить пациента из «настроений, одолевавших его собственный рассудок» столь же эффективно, как регулярная упорная работа в саду. Однако нет ничего невероятного в том, что из той превосходной манеры, в коей наш пациент выполнял свою работу, воспоследовала та степень уверенности в себе, которая и оказала благотворное влияние; а если бы образование увеличило его любопытство, облагородило бы вкус и наблюдательность в отношении объектов природы и искусства, он мог бы извлечь гораздо больше преимуществ из разнообразия бесед и пейзажей, как очевидным образом поступают многие пациенты.