Сергей Белорусов - Очерки душевной патологии и возможности ее коррекции соотносительно с духовным измерением бытия

В.

Рассказ «Случившееся» 37 37 Юрий Бондарев. Мгновения. М.: 2001 :

Она была девочкой, когда случилось несчастье с отцом. Полусонная, она видела в комнате безголосо рыдающую мать, жалко неопрятную в одной ночной сорочке, непричесанную, с отчаянием глядевшую на неподвижную в углу комнаты фигуру отца, уже одетого, только рубашка под пиджаком была еще не застегнута и галстук не повязан. Она видела его бледное, небритое и будто смертное лицо, помнила его молчание, непонятное, тяжелое, и то, как он поцеловал ее колючими, ледяными губами и ушел из дома навсегда в сопровождении троих людей, незнакомых, сумрачных, пахнущих влажными плащами.

Еще ничем не защищенная, она лишь ощутила во всем этом каую-то постороннюю силу, беспощадно отобравшую у нее отца, тихонько крикнула тогда «Папа» — лбом прислонилась к стене и плакала так, трясясь, дергая худыми детскими плечами, трясясь от страха.

Когда три года спустя, она была в пионерском лагере, вызвали мать и сказали ей: «ваша девочка» странно шепчет, отойдет потихоньку в сторону и шепчет, шепчет бессмысленное.

Это произошло после того, как семье сообщили, что отец умер. Ей исполнилось шестнадцать лет и в ней проснулось нечто неудержимое. Она убегала из дома, пропадала до утра, возвращалась вся растерзанная, измятая, будто вывалянная с ног до головы в грязи. И жадно жуя хлеб, ходила по кухне, смеялась, целовала воздух и как-бы обнимала кого-то, делая движения объятий, привсатвая на цыпочки, и все шептала что-то неистово ласковое страстное. Мать узнала: она бегала в парк, встречалась там с группой беспризорных подростков, которые научили ее «взрослой любви» и самым бесстыдным словам.

Сейчас ей за сорок. Она много ест и все время шепчет. В праздники по-особенному оживляется, надевает новое платье, красит губы, глядится в зеркало, нелепо танцует по комнате одна под марши, звучащие по радио, а потом выходит на улицу, радостно сливается с толпой и смеется тихим смехом.

Чрезмерно возбуждают ее скопление людей, торжественная медь духовых оркестров, толпы народа, уличное веселье. Но с той же силой действуют на нее и вид похорон, траурная музыка, скорбные лица людей, черный цвет. Тогда она навзрыд плачет и, не вытирая слез, неудержимо бегущих из ее прозрачных, удивительно светлых, совсем детских глаз, отходит в сторону и, трогая пальцами то место на щеке, куда поцеловал ее когда-то отец, шепчет, шепчет… Что она шепчет? О чем?

Этой литературной миниатюре не откажешь в клинической правде. Ну, чуть преувеличена роль психогенного фактора утраты отца, хотя существует теория life events — «запредельных жизненных событий», являющихся триггерами шизофреноморфной симптоматики. Описательная правда этого этюда состоит в последовательности смены этапов патологического процесса, позволяющего уверенно диагностировать так называемую простую форму шизофрении. Драйв к интроверсии (пассивное безынициативное послушание старшим, уход в собственные эмоции депрессивной окраски) в ситуации столкновения с реальностью подростковой социализации (пионерлагерь) приобретает оттенок психотической неадекватности (уединение, вербальные галлюцинации, когда «шепчет» и, по-видимому, получает ответ). Затем искаженное прохождение пубертатного криза с бесстыдной расторможенностью низших биологических влечений.

И, наконец, типичное дефектное «сгорание» личности, пренебрежение эстетическими, социальными и духовными ценностями, формирование собственных ритуалов, отражающих фиксацию на здоровом периоде детства, классическое (по Э. Кречмеру) сочетание нечувствительности к тональности переживаний окружающих ее людей с утрированной сентиментальностью применительно к собственным представлениям.

Так болеют шизофренией. И теперь, исходя из объективно — клинических данных, наблюдавшихся с древности и систематизирующихся около 150 лет, мы можем положить за основу нашего рассмотрения шизофрении четыре непреложных факта.

Первое (Этиология) : Эта болезнь не возникает беспричинно. В ее основе всегда имеется наследственная предрасположенность, обусловленность и значимость.

Второе (Патогенез) : Маркером шизофрении является стиль мышления пациента, который характеризуется отсутствием конформности и равновероятностью вариабельности, что отражает степень индивидуального «отсечения от коллективного бессознательного».

Третье (Клиническая картина) : вне зависимости от синдромологических категорий (психозы/неврозы) включает в себя динамику регрессии к онтологически нижележащим уровням.

Четвертое (Исход) : в любом варианте, при диагнозе шизофрении присутствуют расстройства целеполагания, варьирующие от отказа (невозможности) волевого напряжения — «абулический дефект», до избыточно неупорядоченного (предположительно производного от инстинктуального) проявления воли — «психопатоподобный дефект».

Переходя от рассмотрения интер-дисциплинарных подходов к сути возможной интерпретации шизофренического безумия, мы приходим к предположению о нарушении в данном случае гармоничного соотношения между «усией» и «ипостасью» личностного бытия.

Корректность приложимости богословских категорий применительно к человеческому бытию оправдывается такими факторами, как, во-первых, несводимость личности к сумме качеств, невозможность целостного описания личности в ее статике. Личность подразумевает становление, движение, процесс. Во вторых, характеристикой личности является ее динамическое само-осознавание. Личность обнаруживается как «я» в отношении. Отношения, конституирующие личность включают взаимосвязь с предшествовавшими поколениями, окружающей реальностью и Творцом. Назначением личностности как категории тварного человеческого бытия является спасение, которое в христианской традиции именуется «обожением» — совпадение образа с Первообразом. Кенозис Божества открывает теозис человечеству — смерть и воскресение Бога приглашают человека к воскрешению и бессмертию.

Под «усией» — природой или сущностью человеческого бытия можно понимать витальную общность людского начала, сокровенное общественное единение, предстающее то в виде каббалистичекого Адама-Кадмона. То в форме «мирового сознания» П. Чаадаева, то как явление мистической церковной соборности А. С. Хомякова, то как Софийность В. С. Соловьева и прот. С. Булгакова. Богословие личности утверждает единство человеческого рода в предстоянии перед Творцом, коллективную вину и ответственность, безнравственность стремления к индивидуальному спасению.