Генри Элленбергер - Открытие бессознательного [Том 2]

Примерно в течение года после смерти отца внутренние страдания Фрейда усиливались, о чем свидетельствуют его письма Флиссу. Он денно и нощно размышлял о механизме психологии и источнике происхождения неврозов. Он уделял все больше внимания фантазиям, защищающим определенные воспоминания. Он чувствовал себя на грани открытия великих тайн или уже открывшим их, но вскоре отступал, терзаясь сомнениями. Он рассказывал о своих неврозах, своей малой истерии. Объявлял, что безразличен к интригам, которые могут возникнуть

-44-

7. Зигмунд Фрейд и психоанализ

в университете. 14 августа 1897 года он говорит Флиссу, что «главный пациент, заставляющий меня напряженно трудиться, - это я сам», и что его анализ стал более напряженным, чем любой другой.

21 сентября 1897 года Фрейд в письме Флиссу оказал ему потрясающее доверие. Истории о раннем совращении отцом, которые рассказывают все его истерические пациенты, оказывались просто фантазиями, так что его теория истерии лишалась прочного основания. Отсутствие успеха в терапии; невероятность того, что столь большое количество совращений малолетних детей отцами могло пройти незамеченным; невозможность отделения в бессознательном памяти от. вымысла - все эти соображения стали главными причинами, которые теперь приводили его к мысли оставить свои надежды на прояснение таинства невроза. Исчезли ожидания великого открытия, которые могли бы принести славу и богатство. Однако тон этого письма был оптимистическим. У Фрейда оставался его метод толкования сновидений и его зарождающаяся метапсихология (система психического механизма). Начиная с этого момента его самоанализ вступил в плодотворную фазу. Нахлынули воспоминания детства. Безобразную, старую «няню», рассказывавшую ему о Боге и аде, теперь он видит как первооснову своих самых ранних сексуальных переживаний, в то время как его либидо по отношению к матери возникло в два с половиной года. Взаимоотношения с годовалым племянником подготовили паттерн для невротического фактора его последующих дружеских отношений. Он вспоминал ревность, которую вызывал в нем младший брат, и чувство вины, последовавшее за его смертью. Отыскивая в памяти воспоминания о няне, он обнаружил пример того, что позже называл защитной памятью. Он полагал, что эротические чувства маленького мальчика по отношению к матери и ревность, проявляемая к отцу, были общими явлениями. Он ссылался на Эдипа и Гамлета. Фрейд придавал увеличивающуюся значимость сопротивляемости, рассматривая ее отныне как устойчивость инфантильных характеристик. Он изменил формулировку своей идеи о происхождении истерии и наваждений. В этом процессе самоанализ и анализ его пациентов были тесно переплетены между собой, и Фрейд говорил Флиссу: «Я не в силах дать тебе хоть какое-то понятие об интеллектуальной красоте этой работы».

В ноябре 1897 года Фрейд писал, что его самоанализ снова находится в фазе застоя. Медленно всплывали новые воспоминания детства. Фрейд был поглощен проблемами, относящимися к прежним

-45-

Генри Ф. Элленбергер

7. Зигмунд Фрейд и психоанализ

сексуальным зонам, особенно глубоко его внимание поглощали анальные воспоминания и фантазии. Он сравнивал сновидения, фантазии, невротические симптомы, остроты и художественные творения. Почувствовав улучшение своего невротического состояния, он освободился от влияния Брейера и Шарко и идентифицировал себя с Гете. Его письма к Флиссу приходили все реже, становились короче и знаменовали сдвиг от зависимости к соперничеству. В начале 1898 года он начал писать книгу о сновидениях. Это занятие было прервано летним отдыхом, а осенью - новым периодом депрессии и подавления, но он возобновил работу и завершил ее к сентябрю 1899 года.

Публикация «Толкования сновидений» ознаменовала конец'невротического состояния Фрейда, но он никогда не прекращал самоанализ и, начиная с этого времени, посвящал ему хотя бы краткое время ежедневно. Он вышел из этого переживания с глубоко проникшей внутрь трансформацией. Он перерос свою зависимость от Флисса, и их тесная дружба окончилась в начале 1902 года. Фрейд был в состоянии превозмочь таинственный запрет, препятствовавший его посещению Рима, и в сентябре 1901 года провел двенадцать дней в этом городе из своих сновидений. Он окончательно принял решение добиваться номинации на звание профессора и теперь был готов собрать вокруг себя маленький кружок своих сторонников.

Странный недуг, охвативший Зигмунда Фрейда между 1894 и 1900 годами, совместно с его самоанализом дали повод для его различных интерпретаций. Некоторые из его противников настаивали на том, что он серьезно больной человек, а его психоанализ был выражением некоего невроза. Его последователи, такие как Джонс, заявили, что его самоанализ был беспрецедентным героическим подвигом, который никто не сможет повторить; посредством него глубины бессознательного были впервые показаны человечеству. Наша гипотеза заключается в том, что самоанализ Фрейда был одним из аспектов комплексного процесса (другими его компонентами были взаимоотношения с Флиссом, его невроз и разработка психоанализа), и что этот процесс явился примером того, что можно назвать творческой болезнью.

Эта гипотеза вынуждает нас определить творческую болезнь и представить ее главные признаки 130. Она случается в различных условиях и может быть обнаружена среди шаманов, среди таинств различных религий, у философов определенного склада и творческих

-46-

писателей. Один из примеров уже упоминался в этой книге, это -Фехнер 131, и мы покажем позже, в другой части, творческую болезнь Юнга 132. Творческой болезни предшествует период интенсивной поглощенности какой-нибудь идеей и поиск определенной истины. Это - полиморфное состояние, которое может принять форму депрессии, невроза, психосоматических недомоганий или даже психоза. Какими бы ни были симптомы, они ощущаются субъектом как болезненные, иногда почти как агонизирующие, с перемежающимися периодами облегчения и ухудшения. В течение всего периода болезни субъект никогда не теряет связи со своей доминирующей озабоченностью. Она часто совмещается с нормальной профессиональной деятельностью и семейной жизнью. Но даже если он продолжает свою социальную активность, то почти целиком погружается в себя. Он страдает от ощущения абсолютной изоляции, даже когда у него есть ментор, направляющий его сквозь тяжелое испытание (отношения, подобные тем, которые складываются у подручного шамана с его учителем). Исход болезни часто наступает быстро и отмечается фазой приятного возбуждения. Субъект выходит из испытания с постоянной трансформацией личности и убеждением, что открыл великую истину или новый духовный мир.