Борис Шипов - Великая ложь. Теория любви: мифы и реальность.

Понятно, что кровавые стычки сильно мешали сплочению стада. Пока предлюди жили в основном сбором плодов, ловлей насекомых и охотой на мелких животных, их еще можно было терпеть. Ситуация изменилась, когда охота «стала постепенно превращаться в основной источник пищи для формирующихся людей. С возрастанием значения охоты стал меняться и ее характер. Если охотничья деятельность предлюдей во многом носила стихийный характер, то охота пралюдей начинает принимать все более организованны формы» {50}.

«Расстраивая и даже срывая деятельность по подготовке к охоте ... конфликты уменьшали шансы на ее успех и тем самым ставили всех членов коллектива перед угрозой голода.

На определенном этапе развития первобытного стада настоятельной необходимостью стало полное устранение конфликтов между его членами в период подготовки к охоте. Так как главным источником столкновений были аномные отношения между полами, то тем самым жизненно необходимым стало их запрещение в этот период» {51}. Охотничьи половые табу, то есть полный запрет на половые отношения во время охоты и в период подготовки отмечены как древний пережиток у многих народов в самых различных частях света.

«Развитие производственной деятельности требовало освобождения от половых отношений все более длительных периодов времени, т.е. все большего вытеснения половых отношений из жизни первобытного коллектива. По мере того, как периоды, свободные от действия половых табу, становились все более редкими и все менее продолжительными, интенсивность половой жизни коллектива непрерывно возрастала, что делало весьма затруднительным одновременное осуществление хозяйственной деятельности. Это привело к тому, что остававшиеся аномными периоды превратились в своеобразные праздники, характерной чертой которых было бурное, ничем не ограниченное общение полов — настоящие оргии. ... Более или менее отдаленные пережитки этих оргиастических праздников зафиксированы почти у всех народов мира» {52}. В частности, праздник, показанный в известном фильме А. Тарковского «Андрей Рублев», — тот самый пережиток.

«Исчезновение пар, устранив возможность конфликтов на почве удовлетворения полового инстинкта, неизбежно должно было иметь своим следствием резкое возрастание единства и сплоченности первобытного стада» {53}. Такими вот неожиданными на первый взгляд бывают пути прогресса — еще одно напоминание как неразумно мерить всю историю одним и тем же аршином.

Запрет половых связей внутри рода Семенов предложил называть агамным запретом, или просто агамией (от греч. а — не, гамос — брак). Позднее, в учебнике «Социальная философия», он ввел другой, более точный термин, объяснив, в чем дело: «В глазах значительного числа исследователей агамия выступает как запрет браков внутри рода. В действительности он представляет собой запрет всех вообще половых отношений между членами рода, в одинаковой степени как брачных, так и небрачных. Поэтому точнее было бы говорить не об агамии, а об акойтии ( от греч. а - не, коитус - половой акт)» {54}. Заменять в цитатах термины негоже, даже если цитируемый автор не против, так что оставляю цитаты «как есть». Но далее по тексту под агамией следует разуметь именно акойтию.

Итак, причина возникновения акойтии — жизненная необходимость. Когда прежние формы отношений между полами перестали удовлетворять требованиям первобытного производства, стали тормозить его, они изменились. Насколько это было важным, видно из того, что акойтный запрет «был единственной нормой поведения в родовом обществе, нарушение которой в родовом обществе каралось смертью. Убийство сородича чаще всего прощалось коллективом, нарушение агамного запрета — никогда» {55}. Иногда смерть была мучительной, с пытками. У некоторых народов преступивший акойтию был обязан совершить самоубийство — и совершал его.

Но, избавившись путем введения акойтии от одной опасности, человечество через некоторое время оказалось перед лицом другой. «Сокращение периодов, в течение которых возможно было половое общение, рано или поздно должно было привести к падению рождаемости. В этом же направлении действовал и инбридинг. Следствием было возникновение тенденции к превращению воспроизводства людей в суженное. В результате формирующееся человеческое общество оказалось перед угрозой исчезновения. Предотвратить эту опасность могло лишь расширение возможности полового общения между формирующимися людьми» {56}.

Внутри рода сделать это было невозможно. За многие тысячелетия своего существования акойтный запрет прочно укоренился в сознании людей. Он ничем не мотивировался, как и все табу, он держался на страхе перед какими-то ужасными последствиями, которые обязательно должны наступить, если он будет нарушен.

Выход нашелся «в том, что каждый человеческий коллектив имел свою собственную мораль, нормы которой распространялись исключительно на его членов. На человека, стоявшего вне коллектива, не распространялось действие ни негативных, ни позитивных норм, существовавших в нем» {57}. В том числе и полового табу. Поэтому половые связи с членами других коллективов, в какое бы время они ни происходили, не рассматривались как нарушение акойтии.

«Хотя каждое первобытное стадо было замкнутым коллективом, изоляция их друг от друга не могла быть абсолютной. Их члены не могли время от времени не встречаться. На стадии, когда подавление полового инстинкта достигало такой степени, что дальнейшее его сдерживание становилось все более трудным, встречи мужчин и женщин, принадлежащих к разным коллективам, все чаще стали принимать форму оргиастических нападений сильной стороны на слабую. Кроме оргиастических нападений женщин на мужчин, ... несомненно, имели место и нападения мужчин на женщин» {58}.

Принято считать аксиомой, что женщина в сексе по природе своей менее активна и вообще не столь охоча, как мужчина. В большинстве случаев оно действительно так, да только это не от природы, а от воспитания. У народов, не вышедших за пределы родового строя, женщины ведут себя совершенно иначе, чем в цивилизованном мире: бывает, что и мужчин насилуют.

«Постепенно половое общение между представителями разных стад все в большей степени стало осуществляться с обоюдного, вначале молчаливого, а затем все более открытого согласия коллективов, стало все в большей степени санкционироваться ими. На смену оргиастическим нападениям пришли иные формы организации. Половые отношения между членами разных групп приобрели более или менее упорядоченный характер» {59}.

«И это в конце концов привело к тому, что каждое из ранее изолированных ... перво­­бытных стад оказалось в большей или меньшей степени прочно связанным с одним из остальных человеческих коллективов. Повсеместно возникли системы, состоящие из двух взаимобрачующихся первобытных стад, — дуально-стадные организации. Каждая из таких систем представляла собой формирующуюся дуально-родовую организацию, а каждое из входящих в ее состав ... стад являлось ничем иным, как становящимся родом» {60}.