Джоэл Норрис - Говорят серийные убийцы. Пять историй маньяков

По своей сути «ядовитая педагогика» – это расщепление чувств сострадания, нежности, близости и боли – они отделяются от индивидуума, чтобы сделать его «крутым» и непробиваемым. Такое воспитание направлено на то, чтобы человек мог испытать или наблюдать жестокость без содрогания, не признавая ужаса или боли, якобы становясь сильнее, делаясь неуязвимым для любых проявлений слабости типа раскаяния или совести. Это именно те эмоции, которые серийные убийцы испытывают, оказавшись в стабильной обстановке тюрьмы. Это та сила, которая однажды заставила Генри Ли Люкаса продолжать сознаваться в своих преступлениях не только ради очищения собственной души, но и для того, чтобы углубить чувство раскаяния и сожаления, во-первых, о своей загубленной жизни, а уже затем – о жизнях тех, кого он убил. Это были те эмоции, которые Виола Люкас так старалась истребить в своем сыне, когда, спросив, любит ли мальчик своего домашнего мула, выхватила пистолет и на его глазах пристрелила животное, а вдобавок избила ребенка за то, что ей пришлось понести расходы на вывоз тела со двора.

Миллер объясняет: чтобы отучить ребенка испытывать симпатию и сочувствие, вовсе не обязательно совершать жестокие, бесчеловечные поступки. На самом деле в современном обществе многое происходит как бы само собой, потому что родители насаждают в семье добро и зло, исходя из собственного их понимания, совершенно не учитывая интересов ребенка. По словам Миллер, родители, навязывающие детям личные ценности, опять-таки «ради их же блага», совершают «мягкое насилие»: они полностью подавляют растущую личность ребенка и поджигают бикфордов шнур агрессивности, который взорвется десятилетия спустя. Они как будто бьют своих отпрысков тряпичными дубинками, не оставляющими кровавых рубцов, и не причиняют боли, но зато наносят колоссальный внутренний вред. Подобные «воспитатели» внедряют в души детей глубокое чувство беспомощности и безысходности, не позволяя им дать выход своему бунтующему духу или элементарному гневу. Эти естественные жестокие детские эмоции оказываются отделенными от личности ребенка, и им не суждено развиться в безобидное чувство примирения. «Закорачивая» их, как электрическую цепь, родители снова и снова ограничивают детей жесткими рамками, заставляя их вновь переживать гнев и безысходность, и так будет продолжаться до тех пор, пока они либо не смирятся, либо не дадут выход неконтролируемой ярости, объектом которой станет гипертрофированная фигура родителя в лице самого общества.

Если согласиться с Элис Миллер, придется признать, что в мире существуют сотни эмоциональных мин замедленного действия, готовых взорваться в любую минуту. Почему же они не взрываются? И разве нет процесса их обезвреживания, который помог бы излечить всю боль, сотворенную «ядовитой педагогикой», по Элис Миллер? А если процесс обезвреживания отсутствует, то почему общество не уничтожило само себя? Ответ на все эти вопросы: да, существуют сотни и тысячи чрезвычайно жестоких преступников, обладающих полным набором симптомов серийного убийцы. Они не взорвались, потому что в их жизни еще не произошло критическое событие, запускающее цепную реакцию. Тем не менее число индивидуумов, которые взрываются, совершая массовые убийства или апокалиптические по жестокости серийные преступления, будет ежегодно возрастать.

Нам также известно, что в свое время существовал процесс обезвреживания. Он в значительной мере держал жестокость под контролем, но прежние факторы социального контроля сейчас уходят из нашей практики по мере изменения семьи. И, к сожалению, жестокость, наследуемая поколениями, тоже способствует разрушению отдельных сторон нашего социального порядка. Такова основная мысль предупреждения, сделанного Главным хирургом американскому народу: жестокость стала проблемой здоровья общества. Данная проблема превратилась в объект исследований, направленных на изучение жестокости в семье, в отношениях между поколениями, а также эпизодической жестокости.

Теория жестокости поколений, выдвинутая Миллер, как в явно выраженной, так и в завуалированной форме, объясняет, почему подобное явление с такой скоростью распространилось в американском обществе после Второй мировой войны. Согласно этой теории, в прежнее время даже если один из родителей мог взять на себя авторитарную роль и угнетать развитие собственного ребенка, прочие члены семьи оказывали последнему поддержку. Иначе говоря, рядом с ребенком были другие родные, включая взрослых братьев или сестер, к ним он мог обратиться за эмоциональной поддержкой и защитой от излишне деспотичного родителя. Большая семья, в которой представители нескольких поколений жили под одной крышей, ее четкая архитектоника и распределение властных функций обеспечивали ребенку разнообразную поддержку, давали выход его бунтарству и гневу. У ребенка были родные и двоюродные братья и сестры, вместе с ним они влачили бремя родительской жестокости, так что оно не обрушивалось непосильной ношей на плечи единственного чада. Однако в XX веке семьи стали менее многочисленными, они сделались весьма нестабильными, в результате многим детям приходится пройти через несколько семей с псевдоотцами, которые появляются у них в результате родительских разводов и новых браков. И теперь, на исходе XX века, над семьей нависла угроза распада. Сама концепция родительских обязанностей пересматривается и получает новое определение в судах, где стали рассматривать дела о суррогатном родительстве и зачатии в пробирке. Двухлетних детей все чаще отдают на воспитание в общественные учреждения, для того чтобы подготовить их для поступления в престижную школу, родители же завязывают сексуальные отношения со множеством партнеров, даже если состоят в браке. В наше время большее число детей живет в семье, где отец и мать в разводе, нежели в полной семье. Иначе говоря, семья кардинальным образом перестраивается. Этот процесс особенно усилился в послевоенный период, когда рядом с растущим ребенком отсутствовал близкий родственник, являющийся противовесом родителю, терроризирующему свое дитя.

В семьях с одним родителем или вовсе без родителя ситуация для ребенка может стать еще более разрушительной. Вскоре появится целое поколение детей, для которых нормальные родительские отношения, служащие ребенку опорой, вовсе не будут существовать. Это поколение, о котором сенатор от штата Нью-Йорк Пэт Мойниган начала говорить еще в 1980 году, вырастет в совершенной бедности. Оно будет воспитываться только государственной системой социального обеспечения. Дети будут страдать от постоянно плохого питания, так что всю последующую взрослую жизнь они будут нуждаться в медицинской помощи – она потребуется для устранения вреда, нанесенного ребячьим телам и душам еще на стадии развития. Такие дети представляют группу максимального риска в нашем обществе и, в свою очередь, произведут на свет очередное поколение неуправляемых детей, те передадут заболевание жестокости следующему поколению в грядущий век и распространят его далеко за пределы территориальных границ США.