Рита Картер - Как работает мозг

Но как мы формируем эти пространственно упорядоченные отображения, необходимые для воспроизведения образов в памяти? Полагаю, эти недолговечные отображения конструируются под управлением нейронной активности иных отделов мозга, которые в прямом смысле командуют другими формами нейронной активности.

Эти отображения существуют в виде потенциальных форм нейронной активности в небольших ансамблях нейронов, которые я называю зонами конвергенции, определяемых нейронной активностью, имеющей в пределах такого ансамбля вполне четкие диспозиции. Диспозиционные отображения, связанные с припоминаемыми образами, были получены путем обучения, поэтому можно сказать, что это и есть воспоминание. Зоны конвергенции, активация диспозиционных отображений которых может приводить к возбуждению ранних отделов сенсорной коры головного мозга, вызывая у нас в сознании хранившиеся в памяти образы, распределены во всех ассоциативных зонах высшего порядка (в затылочных, височных, теменных и лобных долях больших полушарий), а также в базальных ганглиях и в структурах лимбической системы.

Такие диспозиционные отображения хранят в своем узком кругу синапсов не образ как таковой, а средства, позволяющие этот образ реконструировать. Если у вас в мозге есть диспозиционное отображение лица вашей тетушки Мэгги, то в этом отображении записан не ее портрет, а определенный план возбуждения нейронов, позволяющий запускать в ранних отделах зрительной коры создание приблизительной временной реконструкции лица тетушки Мэгги. Диспозиционные отображения, которые должны возбудиться более или менее одновременно для появления лица тетушки Мэгги перед мысленным взором, располагаются в нескольких ассоциативных зонах — как зрительных, так и более высокого порядка. Аналогичная схема работает и в слуховой системе.

Для данной реконструкции требуется не единственная скрытая формула. Тетушка Мэгги не сидит в каком-либо одном участке вашего головного мозга — она распределена по всему мозгу в виде многих диспозиционных отображений. Когда вы вспоминаете про тетушку Мэгги, она воссоздается в сознании только в тех или иных аспектах и только на тот промежуток времени, в течение которого вы конструируете в голове ее образ.

Если клетки мозга каждого из нас приспособлены к тому, чтобы дотягиваться друг до друга, то сам мозг приспособлен для коммуникации с себе подобными. Наша способность интуитивно или посредством общения проникать в мысли других дает человеку уникальное преимущество над всеми животными. Она позволила нашему виду создать для себя систему высокоорганизованных обществ, которые мы называем цивилизацией, и осуществлять дела столь смелые, что результатом их оказываются изменения среды нашего обитания в глобальном масштабе. Язык дает нам возможность жонглировать идеями, а наше интуитивное знание мыслей и замыслов друг друга делает наши отношения сложными, тонкими и глубокими.

Развитие языка радикально изменило ландшафт мозга, приспособив под свои нужды обширные его участки, ранее использовавшиеся для движения и сенсорного восприятия. Одним из результатов этих изменений стала асимметрия, отличающая человеческий мозг от мозга любого другого животного.

Коммуникация — вовсе не роскошь. У большинства видов животных она просто необходима для выживания. Непрерывный обмен информацией между живыми существами проходит по большей части бессознательно. Из желез одного животного вылетают феромоны и достигают ноздрей другого, передавая сигналы о правах на территорию или готовности к спариванию. Рефлекторное подергивание ушей и вращение глаз без слов предупреждают других членов стада о приближении опасности. Сложный танец пчелы, задаваемый загадочным генетическим механизмом, указывает другим пчелам в улье, куда лететь на фуражировку.

Несомненно, некогда коммуникация живых существ сводилась к реакциям на изменения в поведении или внешнем виде друг друга, мало чем отличавшимся от реакций на другие внешние стимулы. Но животные, хорошо умевшие улавливать эти изменения, должны были приобретать существенные преимущества перед остальными. Тот, кто сумеет вовремя отреагировать на реакцию соседа, вызванную шорохом в кустах, вместо того чтобы ждать, пока этот шорох донесется до его собственных ушей, сумеет и быстрее убежать от хищника, который, возможно, сидит в кустах. Точно так же тот, кто умел реагировать на потенциальную опасность более явно, мог способствовать выживанию тех, кто держался рядом и спаривался с ним, так что его гены получали больше шансов распространиться. Это должно было способствовать постоянному совершенствованию естественным отбором механизмов коммуникации между особями, которое в итоге привело к тому, что возникли виды, способные улавливать малейшие изменения выражений лица, жестов или видимых физиологических реакций, демонстрируемых себе подобными.

Некоторые виды на каком-то этапе своей эволюции совершили следующий шаг в развитии коммуникации: они сделали ее намеренной. Это изменение также сулило огромные выгоды. Представьте себе, что вы собака с выводком игривых щенков, один из которых постоянно запрыгивает вам на спину, и вы хотите заставить его больше этого не делать. Можно прекратить эту игру, укусив его. Это позволит вам добиться своего, но может повредить драгоценному вместилищу ваших генов, нанеся урон делу его (и их) выживания. И вот вместо этого вы щелкаете зубами, предупреждая детеныша и добиваясь того же эффекта, не сопряженного с риском. Точно так же лошадь, собака или рыба могут делать вид, что встают в позу готовности к драке, чтобы отпугнуть потенциального агрессора. Если сделать это достаточно убедительно, это позволит добиться желаемого эффекта, не вовлекая никого в потенциально опасную для обоих борьбу.

Гоминиды, которым повезло обзавестись свободными, подвижными руками, разработали особенно удобную разновидность преднамеренной коммуникации — жестикуляцию. Жесты по-прежнему играют немалую роль и в нашей современной жизни и нередко оказываются даже эффективнее слов: попробуйте описать спираль, не используя рук, или передать на словах смысл пожатия плечами. Жестикуляция не только служит нам ценным приложением к вербальной коммуникации, но и играет роль запасного языка, используемого в тех случаях, когда другие недоступны. Глухие дети, которых не учат языку жестов, сами придумывают сложные системы жестикуляции, включающие последовательности жестов, на первый взгляд похожие на предложения. Однако у таких детей не вырабатывается настоящего языка, и без него мир абстрактного мышления, по-видимому, остается для них недоступным. Поэтому глухих детей следует обучать формальному языку жестов, похожему по своей структуре и грамматическим правилам на разговорные языки.