Джули Кинг - Как говорить, чтобы маленькие дети вас слушали. Руководство по выживанию с детьми от 2 до 7 лет

– Ах, дорогой, как больно. Давай я поцелую, где болит. Твой трактор… Нам нужен клей, чтобы починить его.

Слезы моментально высохли, небо прояснилось, и засияло солнце. Дэн был готов к следующим злоключениям.

Другое дело – мой второй сын. Ему обычно надо было помогать переключаться. Когда у Сэма что-то болело, он плакал так долго и так сильно, что я переживала, как он будет ходить в школу. У какого учителя хватит терпения, чтобы перенести его бесконечный период страданий?

Однажды Сэм ободрал коленку. Он плакал и плакал, и я даже подумала, не сломал ли он кость. В конце концов он начал успокаиваться. Сказал, что хочет есть, и с удовольствием слопал предложенное яблоко. Пять минут спустя он взглянул на свое колено и заплакал по новой. Я рассердилась:

– Сэм, ты не должен плакать, ведь у тебя больше ничего не болит!

Сэм пришел в ярость. Он собрал все презрение, какое может собрать непонятый трехлетний человек, и ответил:

– Если у меня не болит, это не значит, что я могу перестать плакать!

Поскольку у меня был ребенок, который переживал и физическую, и душевную боль, я поняла одну вещь: не всегда достаточно принять чувства. Возможно, вам придется вырезать ступеньки в крутом обрыве, чтобы помочь ребенку выбраться.

– Я могу применить особый лечебный поцелуй. Ты сам, если хочешь, можешь поцеловать ушибленное место. (Сэму очень нравилось участвовать в лечении.) Какой лейкопластырь нам прилепить? С самолетами или с динозаврами? Здорово, что наша кожа быстро восстанавливается. Твое тело занято производством новых клеток, которые закроют ссадину. Как ты думаешь, сколько времени потребуется для заживления? Три дня? Четыре?

Смесь из поцелуев, выбора и информации помогала Сэму улучшить настроение. К подготовительной группе он уже научился справляться самостоятельно.

Вот еще одна трагическая ситуация. Выходя из машины, Сэм рассыпал попкорн по тротуару. Я выдала классическую реакцию:

– О, как печально. Ты так хотел съесть попкорн. И ты, конечно, не хотел, чтобы так получилось!

Всхлипывания Сэма усилились. Я пыталась вовлечь его в разговор о том, что мы приготовим на обед дома. Он не заинтересовался никакими альтернативами ужасной утраты. В конце концов я рискнула предложить:

– Что ж, для тебя это грустно и неприятно. Но я знаю, кто действительно обрадуется рассыпанному попкорну.

Сэма одолело любопытство:

– Кто?

– Белочка, которая придет в восторг, увидев попкорн. Не исключено, что прямо сейчас она спешит рассказать своим друзьям хорошую новость. Они устроят веселую вечеринку с этим угощением. Может быть, они даже пригласят бурундуков. Плохо для нас, но отлично для них!

Сэм улыбнулся при мысли о беличьей вечеринке.

– Плохо для нас, но отлично для них! – повторил он многозначительно.

Сэм вырос философски настроенным молодым человеком, прекрасно принимающим капризы судьбы. Не могу быть уверенной, но думаю, что все началось с белок.

– Хорошо. Я понимаю, – сказала Тони. – Иногда моя беда в том, что я использую не тот инструмент. А временами мне нужно более терпеливо применять их. Но разве не бывает так, что инструменты просто-напросто не работают?

Было бы здорово, если бы какой-то инструмент мог, как по волшебству, сменить страдания радостью, не важно, в каких обстоятельствах. Мы бы могли получить Нобелевскую премию мира за такой инструмент! Но мы можем кое-что потерять по дороге. Дети – это не запрограммированные роботы. Прежде чем они вырастут в добрых, внимательных и самостоятельных людей, они должны научиться справляться с различными эмоциями и переживаниями, в том числе с серьезным горем и разочарованием. Это неизбежно включает плач и скрежет зубовный. Но это неотъемлемая часть человеческого бытия.

Однажды вечером я готовила детей ко сну. Бенджамин иногда отказывался сходить в туалет перед сном. Тогда он либо будил меня посреди ночи, что я не приветствовала, или не будил, и утром у нас было белье для стирки.

Я решила предоставить сыну выбор:

– Ты воспользуешься туалетом в холле или наверху?

Что он ответил? Правильно!

– Нет! Я не собираюсь идти в туалет.

Я предлагала различный выбор, а также делилась информацией:

– Бенджамин, ты должен пописать перед сном, чтобы спать в сухих простынях. Ты хочешь пойти один или мне идти с тобой?

– Я ВООБЩЕ НЕ СОБИРАЮСЬ В ТУАЛЕТ, ПОНИМАЕШЬ?

Ого, я применила инструменты, но только усугубила проблему. Похоже, я потерпела поражение.

Потом я подумала: должно быть что-то еще . Я вспомнила, что нам рекомендовали: если есть сомнения, вернитесь к исходной точке и признайте чувства. Но я не знала, какие чувства испытывал мой сын.

Я сказала Бенджамину:

– Что-то есть такое в посещении туалета сегодня вечером, что тебе очень не нравится.

В ответ он показал мне свою руку с новой рисованной татуировкой в виде динозавра. Он сильно погрустнел и сказал:

– Я не хочу его смывать.

Так вот оно что!

– А, вижу. Это особенная татуировка. Давай-ка завяжем твою руку полотенцем, чтобы она не намокла, пока ты моешь руки.

Ему понравился этот план, и он радостно отправился в туалет.

Вечером в воскресенье я сказал Джейми, что в понедельник он отправится в детский лагерь. Он начал вопить и плакать. Вместо того чтобы пытаться убедить его, как здорово в лагере – что я обычно делал, – я просто отражал его чувства, подозревая, что он воспринимает отъезд в лагерь как отъезд навсегда.

– Тебе не понравилась эта идея. Ты не хочешь ехать в лагерь.

– Нет! Я не поеду!

– Но ты же уже был в лагере и хотел вернуться. Тебе там нравилось!

– Дааа!

(Джейми ездил в другой лагерь, он назывался Лагерь приключений, но в этом году этот лагерь не работал.)

– Держу пари, ты бы хотел, чтобы Лагерь приключений никогда не закрывался!

– Да! Было бы здорово, если бы он работал!

(Он все еще всхлипывал, но уже залез ко мне на колени.)

– Понимаю, тогда бы тебе не пришлось ехать в новый лагерь. Ты бы знал, что тебя там ждет и что там будет весело. У тебя ведь вожатым был Том?

– Да. И еще там был бы Энди.

– Иногда так страшно ехать в новый лагерь. Не знаешь, что там будет…

– Угууу-ммм, – кивнул Джейми и снова заплакал.

Через двадцать минут мне очень захотелось сказать: «Ладно, в этот раз ты победил». Я был уверен: чем больше я принимал его чувства, тем сильнее он рыдал. Но я упорно продолжал, по большей мере для того, чтобы рассказать на семинаре о провале метода.